Рождение нации

– Хочу поблагодарить тебя Кикура за то, что ты осталась верна моей дочери, помогала ей в трудные дни и до сего дня служишь ей верой и правдой,– говорил Кову, имея целью подвигнуть старую няньку на предельную откровенноасть.– А ты вон какая оказалась… Из наших-то женщин до твоих лет пожалуй ни одна не дожила. А ты еще и дорогу какую осилила. У кривичей-то жизнь, поди, полегче нашей?

От похвал князя Кикура несколько смутилась и ее морщинистые щеки даже слегка зарделись.

– Дорогу эту я в носилках рядом с дочерью твоей одолела. На своих ногах никогда бы не дошла. А жизнь… Да жизнь у кривичей получше чем у мещеряков и лучше чем у мокшан. Но сказать, чтобы очень уж хороша… Хорошая жизнь только на княжьем подворье. А как я все эти годы при княжне, то и у меня жизнь неплохая. Князья кривичские живут не как ты живешь, пресветлый князь. У той же княгини там не одна, много прислужниц. А после того как старая княгиня умерла и наша Войма в доме князя за хозяйку стала, то и у нее как у княгини этих прислужниц много стало, а я над ними всеми старшая. Это сюда меня одну она взяла, я то легкая и шатер не много тяжелее со мной стал, да и верно ты заметил князь, я самая верная у нее. А так у нашей Воймы тринадцать прислужниц, кроме меня. Пятеро допущены к ней в опочивальню и мыльню, а остальные для всякой черной работы. И над всеми я там самая главная,– с гордостью повторила Кикура, какой важный пост она занимает при княжеском дворе.

– А что же ты при такой-то жизни, видно и ешь досыта, а так иссохла-то. Я ж помню тебя, ты не такой была, а сейчас одни кожа да кости. От хорошей-то жизни не сохнут,– скептически заметил Кову.

– А ты князь не на меня, а на дочь свою смотри. Я же всегда ради нее стараюсь, ради госпожи моей. Вот если бы она была как я, значит плохая я нянька, плохая прислужница. А она сам видишь, как лебедушка белая, как яблочко наливное… Да и жизнь у меня хорошая и еда с княжьего стола, да только в заботах о госпоже моей иной раз и поесть некогда, а то и кусок в рот не лезет. И девок надо гонять, чтобы быстрее управлялись, и Войме чего-нибудь присоветовать. Много, очень много забот у меня князь. Ты на меня не гневайся, но подворье князя Всеслава это не твой дом и городище кривичей это не мещерское селище, пожалуй пять, а то и более таких селищ в том городище будут. Мне там все знать надо, да госпоже моей передать что нужно, ничего не просмотреть, не забыть. Вот только с памятью у меня плохо стало, запоминать все тяжелее становится. Ты уж прости меня князь,– вновь смиренно потупила свои выцветшие глаза старуха.

– Да нет, это ты меня прости Кикура, не подумав сказал я. Не держи зла, на ко вот пригуби медку, может и память прояснится. У кривичей может и лучше житье чем у нас, но меда такого у них нет, Всеслав сам признал,– Кову пододвинул к старухе деревянную резную чашку.

Кикура не отказалась…

– Да… давно я такого не пробовала, такой мед только здесь в мещерских лесах добыть можно,– тем не менее, отпила она совсем немного.

– Я вот чего тебя позвал Кикура, спать не даю и сам без сна маюсь. Думы меня одолели. Послужи своему прежнему князю Кикура, как жене моей служила и дочери моей служишь. Расскажи зачем вы пришли, что хочет от меня Всеслав?… Пей пей медок, раз хороший, с него голова яснее и не болит совсем,– Кову кивнул на стоящую перед старухой почти полную чашу.

Кикура сразу насторожилась, опасливо покосившись на медовуху, не решаясь ее отодвинуть, в то же время осознавая, что мед может развязать ей язык, а она ой как много знает. И все же, когда князь сам взял чашу и подал ей, она отказаться не посмела, не взять чашу из рук князя… Волна алкогольного жара все более обдавала миниатюрное тело старухи, ее в последние годы часто знобило даже в хорошо протапливаемом доме князя Всеслава, еще сильнее знобило и по дороге, она не могла согреться даже сидя у костра. Сейчас же после целой чаши медовухи ей стало, наконец, тепло и приятно, куда-то ушла, пропала сонливость и постоянная старческая усталость…

– Расскажи-ка мне о вашей жизни у кривичей,– спокойно и вроде бы без всякой иной мысли спросил Кову.

Кикуру насторожил предыдущий вопрос о планах князя Всеслава, но рассказать о жизни… в этом она не уловила никакого скрытого смысла, подвоха. А так как голова стала ясной она с удовольствием начала свой рассказ:

– Так вот, князь, я уже тебе говорила, что кривичи тоже живут по-разному. Но на княжьем подворье все кто самому князю служат и одеваются чисто и едят сытно, да и работа у них не тягостная. Главное князьям угождать и молодому и старому, ну и, конечно, Войме нашей. Ты князь говорил, что до таких лет до каких я дожила, у тебя в селище ни одна мещерячка не доживает. А там на княжьем подворье таких немало. Есть даже кто еще у матери князя Всеслава в прислужницах бегали. Такой то жизнью и жить хочется…

– Жить-то всем хочется, а все одно умирают,– усмехнулся в свою седую бороду Кову, видя что старуху, наконец, стало заметно «развозить».