– Ладно, от тебя все одно не утаишь ничего. Все не все, но знаю я и в самом деле много. Скажу, что ведаю, может, тогда ты мне поверишь. Не так уж и хороши дела у кривичей. Варяги, проклятые собаки с каждым годом их все больше утесняют. Раньше Всеславу доля шла от купцов, что по гнездовскому волоку ладьи свои перетаскивали. Но давно варяги, там севшие, его этой доли лишили, да еще и самого данью обложили. А дань чем платить? Смерды, княжьи данники, год от году все меньше хлеба со своей земли собирают. Земля уж очень плоха стала. Дань то варягам Всеслав и раньше платил, но они ее ему самому поручали со смердов своих собирать. А вот уж три года они уж ему не верят, сами дружины присылают и обдирают людей как звери лютые. Если смерд положенной дани дать не может, забирают все что увидят, скотину, посуду, а то и детьми расплачиваться заставляют. И Всеслав и Вячек в Гнездово ездил, просили снизить дань, ни с чем вернулись. Варяги сказали, платить не можете, давайте свою дружину, чтобы вместе с варягами на хозар в поход пошла, тогда и дань снизим. Всеслав не знал, что и делать, а Вячек сразу отказался, как можно дружину отдать, дружина и князю и всему племени опора,– Кикура умолкла, словно устав от длительного разговора, уставившись в одну точку на столе.
– Так чего же хотят и молодой и старый князья, неужели чтобы мы им против варягов воевать помогли?– Кову удивленно вскинул свои густые брови.
Кикура словно очнулась от короткого сна, вскинулась и затряслась в беззвучном смехе:
– Ну, сам посуди, князь, какая от твоих мещеряков может быть помощь в ратном деле. С варягами биться не в лесу, а в чистом поле придется. С варягами даже кривичской дружине не справится, а уж твои-то бортникам да охотникам тем более. Не такой помощи от тебя хотят Всеслав и Вячек, да и Войма тоже. Они хотят переселить на твои земли, в леса, несколько деревень своих смердов, чтобы когда в следующий год варяги придут на полюдье они бы их не нашли. А варягам скажут, что сбежали смерды самовольно не знамо куда от непосильной дани. Но так получится, только если ты князь не против будешь, и чтобы люди твои этим смердам селится не противились. И поселятся они там, где ты укажешь. Вот с какой нуждой сам Всеслав к тебе с посольством пришел. Ты князь подумай, не хочешь меня, дочь свою послушай и не спеши Всеславу отказывать.
Кикура вновь взялась за чашу, а Кову оставалось только последовать совету старухи – он глубоко задумался. «Сколько он хочет переселить своих смердов, ведь у него их поди много сотен. Нет, на это нельзя соглашаться, ведь они не в набег, придут и уйдут, а насовсем поселятся, поселятся чуждые люди, которые навсегда нарушат спокойное мещерское житие, начнут валить, корчевать и жечь лес, принесут свои привычки, веру…»
То, что кривичи пришли с миром положительно восприняли едва ли не все воймежные мещеряки. Смирный, не воинственный народ всегда предпочитает мир, даже если те, кто его предлагает, в свое время нанесли ему тяжкую обиду. Сыграло свою роль и то, что после кривичского разбоя прошло уже много лет. Из тех, кто держал в сердце обиду, многие не дожили, а для нового поколения та обида не была столь больной. Самым популярным среди кривичей, конечно же, стал Волод. Он поочереди бывал в домах своих родственников, рассказывал о своей жизни у кривичей. Правда Волода увезли совсем ребенком, и он почти забыл мещерский язык. Но особым препятствием это не стало. В селище имелись мещеряки особенно из тех, кто ходил на свой медовый промысел к самым границам своих земель, где им приходилось общаться с кривичами и они понимали славянский язык. Худо-бедно слова Волода и других словоохотливых дружинников передавали и осмысливали… Но, конечно, самой лучшей рассказчицей стала старая Кикура. Она общалась в основном с женщинами, что допускались в княжеский дом, а от них все сказанное старой мокшанкой быстро узнавало уже все селище. Эти рассказы на все лады обсуждались и передавались, производя действие подобное дуновению свежего ветерка в застоявшемся недвижимом воздухе. Кову с неудовольствием замечал, что общение мещеряков как со своими бывшими соплеменниками, так и с остальными кривичами, способствовало восхвалению чуждого образа жизни.
Всеслав же весь последующий день мучился головой с похмелья и не отошел даже к вечеру. Потому переговоры на второй день так и не начались. Кову эта задержка предоставила еще время, чтобы поразмыслить, ибо цель Всеслава благодаря ночному разговору с Кикурой он уже знал. Но что делать, какой ответ дать кривичам? Окончательного решения даже для самого себя Кову так и не принял.