Рождение советской женщины. Работница, крестьянка, летчица, «бывшая» и другие в искусстве 1917–1939 годов

Необычное измерение в плакатах Бри-Бейн получил и сюжет «смычки», фактически трансформируясь в метафору женской коммуны или семьи. Ее героини обычно показаны парами, но эта парность не номинальна, в ней есть внутренняя солидарность, особенно выразительная в картине «Женщина-радист» (известна также под названием «Телеграфистки», 1930, ГТГ): рабочий процесс налажен идеально, женщины понимают друг друга без слов. Как я отмечала выше, советская визуальная пропаганда не допускала феминистских «уклонов» и избегала изображений политического союза между женщинами одного класса. Иерархия между героинями обычно создавала в плакате политическую динамику, призывая двигаться к задачам, поставленным партией, но не к диалогу друг с другом. Наиболее частым клише здесь был образ призыва, когда фигура работницы указывает путь женской толпе или нижестоящим крестьянкам. Отсутствие этого тропа у Бри-Бейн делает ее героинь необычно социально устойчивыми: кажется, перед нами не общественная жизнь, но личное пространство, неподконтрольное мужскому миру и во многом параллельное ему.

Глава 6. «Новая женщина» постконструктивистской эпохи. Начало монументального ордера

Визуальные воплощения пяти ключевых женских репрезентаций Советской России 1917–1934 годов — революционная аллегория, работница, крестьянка, «восточница» и красноармейка — во многом развивали и преломляли иконографию женских типов рубежа XIX–XX столетий. В агитационных памятниках этого раннего периода свободно переплелись документальная графика, лубок и шарж, наивный и академический рисунок, плакатные приемы эпохи модерна и конструктивистский фотомонтаж, кубизм и неоромантизм. В живописи, тем временем, между разными направлениями разворачивалась интенсивная борьба.

Объекты духа

Ранние фазы становления нового общества, в том числе и гендерная реформа 1920-х, получили свое отражение в искусстве основателей символизма и русского авангарда. Многие из них возглавили школы или отдельные художественные течения высокого модернизма первой половины XX века. Созданные этими художниками женские образы нельзя назвать типажами. Это поэтические, философские наброски к теме «нового человека», прологи к большим, еще не созданным образным системам. В их числе второй «Крестьянский цикл» Казимира Малевича, значительный круг произведений Кузьмы Петрова-Водкина («Петроградская мадонна», 1920; «Работница», 1925; «Материнство», 1925; «Землетрясение в Крыму», 1927–1928), визионерские полотна Павла Кузнецова («Портрет художницы Е. М. Бебутовой с кувшином», 1922; серия «Табачницы», 1927 и «Крестьянки», 1926). Следом назову менее масштабные по задаче, но также сильно повлиявшие на пластический язык тридцатых картины Давида Штеренберга («Тетя Саша», 1922–1923; «Аниська», 1926), полные покоя и меланхолии образы Константина Истомина («Вузовки», 1933; «Песня», 1930), живопись Александра Шевченко («Подруги», 1926) и Константина Юона («Комсомолки. Подмосковный молодняк», 1926; «Молодые. Смех», 1930).

Штеренберг Д. Тетя Саша. 1922–1923. ГРМ

Особенно интересна была работа художников старшего поколения с советской социальной конкретикой тридцатых. После 1930 года Илья Машков, получив от Совнаркома персональную пенсию, покинул АХР и отправился на родину, в станицу Михайловская. Там он создал цикл портретов «новых людей», в том числе совсем юных пионерок и комсомолок («Пионервожатая. Эсфирь», РОМИИ; «Пионерка с домрой», ТХМ; «Пионерка с горном», ТХМ). Впечатляет классичная утяжеленность этих композиций, соединение легкой световоздушной живописи лиц с грубовато-плоскими, ригористичными повторами красного в объектах советской символики. Художник вглядывается во внутренний мир героинь, будущее которых неясно и для них самих. Ощущение застылого, хрупко-неподвижного и уязвимого социального пространства оставляют и поздние картины другого участника «Бубнового валета», Аристарха Лентулова («Модель и работница», ГРМ; «Образы поколения», 1930-е, частное собрание; «Курортный волейбол», 1932, собрание Р. Бабичева). В них есть не только философский образ, но и описание всей неустойчивости основ новой эпохи, которые формировались на глазах, постоянно перестраиваясь.

Машков И. Пионерка с горном. 1933. ВМИИ им. И. И. Машкова

Лентулов А. Курортный волейбол. 1932. Собрание Р. Бабичева

Горожанка