Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников)

— Вроятно, похороны будутъ очень скромныя, — сказалъ тотъ же самый господинъ. — Я не знаю никого, кто бы пошелъ его проводитъ до могилы. Чеетное слово! не пойти ли намъ не дожидаясь приглашенія?

— Я, пожалуй, не прочь, но только въ томъ случа, если будетъ завтракъ, — замтилъ господинъ съ наростомъ на носу. — Только тогда я приму участіе въ проводахъ, если меня угостятъ.

Снова раздался хохотъ.

— Чудесно! А я вотъ безкорыстне васъ всхъ, — сказалъ первый господинъ, — я никогда не носилъ черныхъ перчатокъ и не лъ похоронныхъ завтраковъ. Но все же и провожу его, если найдутся еще желающіе. Мн теперь сдается, — не былъ ли я его близкимъ другомъ, ибо, встрчаясь съ нимъ, мы обыкновенно раскланивались и перекидывались нсколькими словами. Прощайте, господа! Счастливо оставаться!

Говорившіе и слушавшіе разбрелись и смшались съ другими группами. Скруджъ хорошо зналъ этихъ людей — и вопросительно взглднулъ на духа, ожидая объясненія того, что только что говорилось на бирж.

Но духъ уже двинулся дале, по улиц. Онъ указалъ пальцемъ на двухъ встртившихся людей. Стараясь и здсь найти объясненіе толковъ на бирж, Скруджъ снова прислушался. Онъ зналъ и этихъ людей: то были очень богатые и знатные дловые люди. Скруджъ всегда дорожилъ ихъ мнніемъ, конечно, въ сфер чисто дловыхъ отношеній.

— Какъ поживаеге? — сказалъ одинъ изъ нихъ.

— А вы какъ? — спросилъ другой.

— Хорошо, — сказалъ первый. — Старый хрычъ, такъ-таки допрыгался,

— Я слышалъ, — отвтилъ второй. — А холодно, не правда ли?

— По-зимнему, вдь Рождество! Вы не катаетесь на конькахъ?

— Нтъ. Нтъ, мн не до того! Мн и кром этого есть о чемъ подумать! До свиданія!

Сначала Скруджъ удивился, почему духъ придавалъ такую важность столь пустымъ, повидимому, разговорамъ, но, чувствуя, что въ нихъ кроется какой-то особенный смыслъ, задумался. Трудно было допустить, что разговоръ шелъ о смерти его стараго компаньона Якова Марли, ибо то относилось къ области прошлаго; здсь же было царство духа будущаго. Онъ не могъ вспомнить никого изъ своихъ знакомыхъ, кто былъ бы связанъ непосредственно съ нимъ и къ кому онъ могъ бы отнести ихъ разговоръ. Не нисколько не сомнваясь, что, къ кому бы онъ ни относился, въ немъ скрывается тайный смыслъ, клонящійся къ его къ собственному благу, онъ старался сохранить въ памяти каждое слово, — все, что видлъ и слышалъ. Онъ ршилъ тщательно наблюдать за своимъ двойникомъ, какъ только тотъ появится, надясь, что поведеніе его двойника послужитъ руководящей нитью къ изъясненію всхъ загадокъ.

Онъ оглядывался вокругъ себя, ища взорами своего двойника. Но въ томъ углу, гд обычно стоялъ Скруджъ, былъ другой человкъ, часы же показывали какъ разъ то время, когда долженъ былъ быть тамъ Скруджъ. Притомъ въ толп, которая стремительно входила въ ворота, онъ не замтилъ ни одного человка, похожаго на него самого. Однако, это мало удивило его, ибо, ршившись измнить образъ жизни, онъ свое отсутствіе здсь объяснялъ осуществленіемъ своихъ новыхъ плановъ.

Протянувъ впередъ руку, стоялъ сзади него спокойный, мрачный призракъ. Очнувшись отъ сосредоточенной задумчивости, Скруджъ почувствовалъ, по повороту руки призрака, что его невидимые взоры были пристально устремлены на него. Скруджъ содрогнулся, точно отъ холода.

Покинувъ бойкое торговое, мста, они отправились въ смрадную часть города, куда Скруджъ никогда не проникалъ прежде, хотя и зналъ ея мстоположеніе и дурную славу, которой она пользовалась. Улицы были грязны и узки, лавки и дома жалки, люди полуодты, пьяны, безобразны, обуты въ стоптапную обувь. Закоулки, проходы въ ворота, мста подъ арками, словно помойные стоки, изрыгали зловоніе, грязь и толпы людей. Ото всего квартала такъ и вяло порокомъ, развратомъ и нищетой.

Въ глубин этого гнуснаго вертепа находилась низкая, вросшая въ землю, съ покосившейся крышей и навсомъ, лавченка, — лавченка, въ которой скупали желзо, старое тряпье, бутылки, кости и всякій хламъ. Внутри ея, на полу, были навалены кучи ржавыхъ гвоздей, ключей, цпей, дверныхъ петель, пилъ, всовъ, гирь и всякаго скарба. Мало охотниковъ нашлось бы узнать т тайны, которыя скрывались здсь подъ грудами безобразнаго тряпья, подъ массами разлагающагося сала и костей. Среди всего этого, возл печки, топившейся углемъ и сложенной изъ старыхъ кирпичей, сидлъ торговецъ — сдой, старый, семидесятилтній плутъ. Защитившись отъ холода грязной занавской, сшитой изъ разныхъ лохмотьевъ и висвшей на веревк, онъ курилъ трубку, наслаждаясь мирнымъ уединеніемъ.

Скруджъ и духъ вошли въ лавку одновременно съ женщиной, тащившей тяжелый узелъ; почти слдомъ за ней и жоже съ узломъ въ лавку вошла другая женщина, а по пятамъ за ней вошелъ человкъ въ полинялой черной пар. Увидавъ и узнавъ другъ друга, они остолбенли. Затмъ, посл нсколько мгновеній смущенія и удивленія, которымъ охваченъ былъ и самъ хозяинъ, державшій трубку въ рук, вс разразились смхомъ.

— Позвольте поденщиц быть первой, — сказала прежде всхъ вошедшая женщина. — Прачка пусть будетъ второй, а слуга гробовщика — третьимъ. Каково, старикъ Джо! Нежданно-негаданно мы вс трое встртились здсь.