— Ну, слава Богу, а я было ужъ испугался, слушая васъ, что какія то непредвиднныя обстоятельства прекратили дятельность этихъ столь полезныхъ учрежденій. Я въ восторг, что убждаюсь въ обратномъ, — сказалъ Скруджъ.
— Такъ какъ мы лично убждены, что подобныя учрежденія не способны по христіански удовлетворять ни душевныя ни тлесныя нужды людей, то мы всячески стараемся собрать небольшую сумму денегъ, чтобы купить для этихъ бдняковъ мяса и чаю, и топлива, чтобы согрть ихъ холодныя помщенія. Мы избрали именно это время года, потому что въ этотъ великія праздникъ нужда особенно сильно чувствуется, а люди съ достаткомъ усиленно наслаждаются. — Что же прикажете записать на вашу долю?
— Ничего, — отвчалъ Скруджъ.
— Вы желаете остаться неизвстнымъ?
— Я желаю, чтобы меня оставили въ поко. Разъ вы меня спрашиваете, господа, о моемъ желаніи, то вотъ вамъ мой отвтъ, Я лично нисколько не радуюсь этому празднику и не могу и не желаю содйствовать радости тунеядцевъ. Я вношу извстную сумму денегъ на содержаніе учрежденій, о которыхъ мы только что имли честь съ вами разсуждать, и увряю васъ, что это мн обходится достаточно дорого. Т, кому плохо живется дома, могутъ обратиться къ ихъ помощи.
— Но вдь есть много такихъ, сударь, которые не могутъ это сдлать, и много другихъ, предпочитающихъ этимъ заведеніямъ смерть.
— Если это такъ, — возразилъ Скруджъ, то они хорошо сдлали, еслибъ умерли, и уменьшили бы этимъ избытокъ населенія. Впрочемъ, простите меня, у меня по этой части нтъ свдній, и я вообще этимъ не занимаюсь.
— Но вамъ было бы очень не трудно ознакомиться съ этимъ дломъ, — настаивалъ поститель.
— Не къ чему. Это не входитъ въ кругъ моихъ занятій, — возразилъ Скруджъ. — Каждому человку вполн достаточно своихъ личныхъ заботъ и длъ, и незачмъ мшаться въ чужія. Я всецло поглощенъ своими. И такъ, добрый вечеръ, почтенные господа!
Покачавъ головою и сообразивъ, что они все равно ничего не добьются, сборщики вышли изъ конторы, а Скруджъ вернулся къ своимъ занятіямъ, очень, видимо, довольный собою и даже боле веселый, чмъ обыкновенно.
Между тмъ темнота такъ усилилась и туманъ такъ сгустился, что по всмъ направленіямъ улицъ виднлись люди съ зажженными факелами въ рукахъ. Они предлагали свои услуги кучерамъ идти передъ лошадьми и показывать дорогу. Старинная колокольня церкви, колоколъ которой, казалось, съ любопытствомъ выглядывалъ сквозь готическое окно, продланное въ стн, на Скруджа, до сихъ поръ сидвшаго въ контор, вдругъ скрылась, и въ окутавшемъ ее туман послышался бой часового колокола. Раздались дрожащіе, тягучіе звуки, будто колокольня щелкала зубами, тамъ наверху, въ замерзшемъ воздух. Холодъ становился невыносимымъ. На углу главной улицы нсколько рабочихъ, занятыхъ исправленіемъ газовыхъ проводовъ, развели огромный костеръ, вокругъ котораго тснилось множество людей и оборванныхъ ребятишекъ, которые согрвали свои окоченвшія руки и радостно жмурились, глядя на огонь… Вода, выливавшаяся изъ оставленнаго открытымъ крана, замерзла вокругъ него въ унылую глыбу льда. Въ ярко освщенныхъ магазинахъ сверкали втви и ягоды падуба, а ряды оконныхъ лампочекъ бросали яркій свтъ, при которомъ оживлялись озябшія лица прохожихъ. Магазины живности и гастрономіи щеголяли роскошными выставками; это было грандіозное и торжественное зрлище, заставлявшее надяться, что низменныя мысли купли и продажи не могутъ имть ничего общаго съ этою необычайною роскошью.
Лордъ-мэръ, въ своемъ роскошномъ дворц давалъ распоряженія пятидесяти поварамъ и пятидесяти слугамъ для приготовленія рождественскаго стола, сообразно своему достоинству и положенію. Даже самый несчастный портной, приговоренный тмъ же самымъ лордомъ-мэромъ къ штрафу на прошлой недл, за произведенный имъ на улиц въ пьяномъ вид скандалъ, и тотъ готовился на своемъ чердак ко встрч великаго праздника, обдумывая пуддингъ, а его тощая половина съ тощимъ ребенкомъ на рукахъ, побжала за необходимыми припасами.
Между тмъ туманъ все сгущался и холодъ усиливался. Холодъ рзкій, пронизывающій до костей. Еслибы добрый святитель Дунстанъ прихватилъ діавола за носъ подобной непогодой, вмсто того, чтобы воспользовался своимъ обычнымъ оружіемъ, то безъ сомннія злой духъ не удержался бы отъ безумныхъ воплей.
Владлецъ маленькаго юнаго носа, изъденнаго голоднымъ холодомъ, какъ кости бываютъ изъдены собаками, нагнулся было надъ скважиной замка Скруджа, чтобъ порадовать его звуками рождественскаго гимна. По при первыхъ же словахъ,
Скруджъ схватилъ съ такимъ угрожающимъ видомъ линейку, что пвецъ въ ужас отскочилъ, предпочитая этой замочной скважин, все же боле дружественный туманъ и даже морозъ.
Наконецъ пришло время закрывать контору. Съ угрюмымъ видомъ сошелъ Скруджъ съ своего высокаго табурета, давая понять конторщику этимъ молчаливымъ способомъ, что онъ можетъ уходить. Послдній только и ждалъ этого счастливаго момента и, погасивъ свчу, надлъ шляпу.