Розовый Дождь

— Сограждане! Друзья! Братья! — продолжительная пауза. — Я понимаю, все вы очень устали. После целого дня тренировок — и нелегких — вместо положенного отдыха, на который вы имеете право, вам приходится стоять здесь в тесноте. Но, скажу вам честно, все это ничто по сравнению с тем, что нам ещё предстоит. Ничего обнадеживающего я вам сейчас сказать не могу. Вы все знаете — Враг у ворот. По самым оптимистическим расчетам, сделанным нашими разведчиками, орды беспощадных тварей будут здесь послезавтра, а у Авалона, соответственно, к концу недели. Королева отдала приказ о новой волне эвакуации — теперь не только жители западных и центральных королевств Содружества, но и коренные авалонцы превратятся в беженцев, в странников, в отверженных…  — ропот и возмущенные крики в первых рядах. — Но не это самое страшное! Самое страшное, что добычей беспощадных тварей станут две святыни нашего мира — Авалон и Кронбург — город Короля и город Принца — единственные города, к которым непосредственно приложил свою руку Великий Король, чьи камни мостовых и крепостных стен ещё помнят его ноги, его руки, копыта его великолепнейшего из коней — жеребца Бальмунга! Городов, дороже которых для нас всех нет ничего на свете, городов — колыбели нашей истории, нашей цивилизации, нашей культуры…  — тут голос Гастона пресекся, и у всех присутствующих глаза замутились от слез, к горлу подкатил комок, запершило…

— Скажи, что нам делать, брат Гастон! Иначе мое сердце разорвется от печали! — раздался откуда-то из середины юношеский голос.

— Ближе к делу! Говори напрямую! Не тяни, Гастон! — раздались отовсюду поддерживающие крики.

— Вы правы, братья! Простите меня за слабость — мне действительно трудно было сказать о главном сразу…  — сказал, тяжело вздохнув, Гастон. — Я не король, я не могу вам приказывать, но я, как ваш согражданин, собрат, могу просить…  Королева разрешила мне набрать добровольцев для защиты великих твердынь. Но я и сам понимаю, что обязать вас на такое дело я бы и не смог, даже будучи королем, ведь не может даже и могущественнейший из королей вести своих подданных на верную смерть. Король дается народу, как пастух — стаду, — беречь его, а не губить — так говорит Писание. И в этом — великая мудрость. Бой, который разгорится здесь через пару дней — будет боем без надежды на победу, без правил — наши враги не берут в плен и не требуют выкупа, они не знают милосердия и сострадания, их задача — погубить, уничтожить, растоптать…  И врагу нашему имя — легион! В этом бою не может быть победы, но только смерть — и смерть — страшная…  А потому я и не приказываю вам, нет, а просто прошу — те, кто имеет горячее желание встать на защиту Кронбурга и Авалона — поднимите руки, а те, кто хочет уйти — пусть невозбранно уйдут вместе с другими беженцами, сохранив честь — они будут защищать беженцев на всем протяжении пути с оружием в руках, а когда погибнут все добровольцы и Враг доберется до Заморья — будут сражаться с ним там — в неприступных твердынях Скалистых гор — в последнем убежище человеческого рода…

Голос Гастона опять дрогнул и прервался. Он больше не мог говорить, только тяжело дышал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Но говорить ему больше и не требовалось — всё поле огласилось дикими воинственными криками и лязгом металла. Тысячи и тысячи мечей, вынутые из ножен, бьющихся о металлические щиты, были знаком согласия. Может быть, кто-то под шумок и не поднял своего меча — видно, все равно не было — но то, что огромное большинство ещё вчера мирных мужиков, многие из которых так и норовили дезертировать от тягот военных тренировок, были готовы пойти добровольцами на смерть — было видно невооруженным глазом.

Через пару минут крики и лязг мечей сменился скандированием «Гастон! Гастон! Гастон!», а Малыш, что-то прошептал на ухо Асмунду и нескольким другим рыцарям. После чего они схватили длинный и широкий, как корыто, щит, и, не дав Гастону и глазом моргнуть, водрузили своего вождя на него, высоко подняли над землей, как в глубокой языческой древности воины поднимали своих только что избранных на поле брани королей. Поле взорвалось новыми криками восторга и теперь уже скандировало: «Король! Король! Король!». Гастон не мог сдержать слез, скатывавшихся крупными горошинами по его бледным ввалившимся щекам, и не противился, а в голове у него звучало: «Роланд! Роланд! Роланд!» и видел он не своих собратьев, а воинов давно ушедших тысячелетий, которые когда-то на Ронсельванском поле подняли на щит молодого воина, сразившего в одиночку свирепого дракона.

— Проклятье! Да что же они кричат! — зашипела Жемчужно-Белая, сжимая кулачки. — Тупые мужики! У нас уже есть король и королева, посвященные свыше! А ну, Ваше Величество, давайте-ка вместе прекратим это безобразие! — фея с пепельно-белыми волосами, сердито зажужжав крылышками, взлетела, но Королева остановила её.