Рубикон Теодора Рузвельта

В первые дни своего президентства Теодор Рузвельт жил в доме сестры Анны в Вашингтоне, ожидая, пока вдова Мак-Кинли выедет из Белого дома. Он ходил на работу пешком, в сопровождении одного телохранителя, заявив, что знает, как себя защищать. Рузвельт призвал всех членов кабинета не оставлять свои посты и всячески подчеркивал преемственность президентского курса. Первые речи Рузвельта содержали много общих положений: он говорил о величии страны, о социальной справедливости для всех классов и о безмерном господстве («ожирении») банков и промышленных монополий. Власть имущие посчитали все это многословной моральной дидактикой. Казалось, нацию ожидает очередное «тихое» президентство.

В одном из писем сыну Кермиту Теодор Рузвельт вспоминал через много лет: «Иногда я думаю, что не знаю, смогла ли бы какая-либо семья так хорошо проводить время в Белом доме, как наша. Вспоминаю, как утром мама и я вместе завтракали на террасе, а потом гуляли по великолепным полянам вокруг Белого дома и любовались хранившим историю старым зданием». Такое мог написать какой-нибудь ленивый созерцатель или же начинающий романтический политик.

Молодой президент начал крестовый поход против «американских спрутов» — всевластных трестов и корпораций, подминавших под себя индустрию и торговлю, право и мораль. Ко времени его прихода в Белый дом в стране было широко распространено мнение, что один закон существует для богатых, а другой — для бедных; один закон — для владельцев корпораций, а другой — для простых людей. Имевшееся антимонопольное законодательство именовали «швейцарским сыром» — из-за обилия дыр в законе. Поэтому громом среди ясного неба стало сообщение о том, что 19 февраля 1902 года министерство юстиции США возбудило уголовное дело против «Нозерн Секьюритис» — гигантской монополии, которая не только сконцентрировала в себе громадную силу капитала и промышленности, но и контролировала главные железные дороги страны от Сиэтла и Сан-Франциско до Чикаго и Детройта.

Начиная судебный процесс, президент «наступил на хвост» самому Джону Пирпонту Моргану, создателю компании — этой, по словам Рузвельта, «экономической медузы Горгоны». Годом раньше Морган выкупил стальной трест Карнеги, создав первую в человеческой истории корпорацию стоимостью миллиард долларов. Казалось, нет предела могуществу Дж. П. Моргана, чье личное состояние превышало бюджет федерального казначейства. Инициированное Рузвельтом расследование деятельности «Нозерн Секьюритис» продолжалось больше года, и в марте 1904 года Верховный суд США пятью голосами против четырех вынес решение о расчленении монополии.

«Во главе реформ всегда стоит безумец», — однажды произнес Рузвельт. В 1903 году президент «продавил» в Конгрессе три важнейших законодательных акта, регулирующих деятельность крупных корпораций. Первый из них предусматривал ускорение судопроизводства в процессах, возбужденных против трестов. Второй закон создавал Федеральное министерство торговли и труда, в состав которого вошло Бюро по делам корпораций. Третий закон вызвал наибольшее сопротивление на Капитолийском холме: он запрещал железнодорожным компаниям произвольно манипулировать тарифами на перевозку грузов.

Железные дороги в условиях лишь нарождавшегося шоссейного сообщения составляли «кровеносную систему» американского бизнеса. Примечательно, что известный всем из новостей индекс Доу-Джонса, старейший из американских биржевых индексов, создали в 1884 году для котировки акций девяти крупнейших железнодорожных компаний. Каждый из этих левиафанов американского бизнеса содержал больше наемных работников, чем все почтовое ведомство страны или ее вооруженные силы.

В Белом доме

Президент поставил серьезный барьер на пути безудержного обогащения железнодорожных королей и связанных с ними индустриальных монополистов. Оставалось одолеть опору старого порядка, хранителя консервативных ценностей — Сенат США. В то время верхнюю палату открыто именовали «клубом миллионеров». Ожидая яростной схватки под куполом Капитолия, Рузвельт сыграл на опережение. Он собрал корреспондентов нескольких газет и сообщил, что шесть сенаторов, имена которых он пока не раскрывает, получили письма от Дж. Д. Рокфеллера с требованием воспрепятствовать прохождению антитрестовских биллей. Консерваторы в обеих палатах, учитывая газетную шумиху, стиснули зубы, но предпочли отступить.

Сегодня такое выражение может вызвать циничную усмешку: он был честным человеком в мире большого бизнеса. Никто и никогда не смог упрекнуть Рузвельта в получении в той или иной форме материальной благодарности за услуги. Когда сам «император Уолл-стрит» Дж. П. Морган пришел в Белый дом с предложением «договориться», Рузвельт указал ему на дверь. Эдит Кароу регулярно подкладывала в карман непрактичного мужа-президента двадцать долларов на личные расходы. Теодор оставил самый влиятельный в Соединенных Штатах пост с относительно скромным достатком, и ни одному из недоброжелателей не пришло в голову заподозрить нью-йоркское семейство в коррупции.