Рубикон Теодора Рузвельта

24 февраля 1912 года «ойстербейский лев» объявил, что заново выдвигает свою кандидатуру на пост президента США. Формально Рузвельт мог рассчитывать на новую республиканскую номинацию, ибо его первая, неполная каденция в Белом доме случилась после гибели Мак-Кинли, а не в результате президентских выборов. Жена и многие из друзей Теодора были против его возвращения в большую политику. Хорошо отлаженная машина «Великой старой партии», как именовали себя республиканцы, могла сокрушить любого неудобного кандидата. Рузвельт же, не склонный к длительным сомнениям, бросил репортерам крылатую фразу: «Моя шляпа на ринге».

За четыре месяца Теодор посетил двенадцать штатов и одержал уверенную победу на праймериз — первичных республиканских выборах, в том числе в Огайо, родном штате Тафта. Это была очередная новинка Рузвельта, привнесенная им в большую политику: ранее отбор кандидатов осуществлялся на партийных съездах, а не путем прямого голосования в штатах. Но «герой сафари», расправлявшийся с буйволами и слонами в африканской саванне, должен был на сей раз одолеть иного огромного «элефанта» — символом слона традиционно обозначали правящую Республиканскую партию.

Поначалу Теодор не намеревался принимать участие в работе республиканского конвента в Чикаго летом 1912 года. Вскоре выяснилось, что его телефонные разговоры с доверенными людьми, выехавшими на съезд, подслушиваются сторонниками Тафта. Полковник поспешил на берега неспокойного Мичигана.

Манипулируя процедурными вопросами, партийные боссы из «старой гвардии» сумели отнять у сторонников Рузвельта значительную часть мандатов. Затем шумный съезд в чикагском «Колизеуме» перерос в оглушительный скандал: благодаря откровенной краже голосов Тафт прошел как кандидат-победитель уже в первом туре. В тот июньский день 343 делегата, поддержавшие Рузвельта, демонстративно покинули республиканский конвент. Через две недели, вечером 22 июня 1912 года в чикагском отеле «Конгресс» они создали новую партию, оставившую заметный след в национальной истории.

Политическая система Соединенных Штатов характеризуется полуторавековым господством двух больших партий, Демократической и Республиканской, которые, сменяя друг друга, полностью контролируют выборные органы власти. Возникающие от случая к случаю «третьи» партии выступают «возмутителями спокойствия на час» — как правило, на местных выборах, но не имеют шансов на победу на федеральном и штатном уровнях. Трудно сказать, на что рассчитывал Рузвельт, ввязываясь в заведомо проигрышное дело.

Новая партия именовалась «Национальной Прогрессивной» и вполне оправдывала свое название. Полковник предложил стране радикальные политические изменения: в первую очередь, избрание сенаторов в Вашингтон путем прямого голосования на выборах (в те времена сенаторов назначала коллегия выборщиков в каждом штате) и всеобщее избирательное право для женщин. Рузвельт также озвучил обширный пакет социальных реформ, который он назвал «Контрактом с народом». Некоторые из них он безуспешно пытался провести через Конгресс в последний год своего президентства: восьмичасовой рабочий день, шестидневная рабочая неделя, социальное страхование по нетрудоспособности, запрещение детского труда, право рабочих на профессиональные союзы, пенсии по возрасту. Газета «Нью-Йорк Таймс» назвала мятежный съезд «конвентом лунатиков».

Теодор Рузвельт опять оказался на десятилетия впереди своего времени: политический истеблишмент не принял его идеи, а большой бизнес отказал «революционеру» в финансировании. За многими обеденными столами правящего класса имя Рузвельта было табу. «Сахарный трест, Стальной трест, Лесной трест, трест Стандарт Ойл, Табачный трест — все они поддерживали или Тафта, или Вильсона, — вспоминал позже Рузвельт. — Мы были единственными, с кем они боролись». На поддержку и благосклонность прессы он тоже не мог рассчитывать — крупнейшие газеты контролировались либо консервативной республиканской, либо демократической политической машиной.

В стране развернулось движение «Соберем по доллару» — простые люди отдавали в предвыборный фонд Прогрессивной партии едва ли не последнее. Рузвельта поддержали шесть губернаторов штатов, известный философ Джон Дьюи, изобретатель Томас Эдисон. Последний внес немалое денежное пожертвование в фонд партии. Но ведущие американские издания, кормившиеся со стола олигархов, дружно выступили против кандидата-смутьяна. Пресса, «четвертая власть» страны, буквально уничтожала его, высмеивая привычки полковника, обвиняя его в авантюризме, цезаризме, проповеди социализма.

Президент Тафт, защищая свое кресло в Белом доме, называл бывшего друга «опасным демагогом», «народным льстецом» и «экспонатом зоологического музея». Выступая в республиканском клубе Нью-Йорка, президент США сказал: «Такие экстремисты затащат нас в условия, сравнимые лишь с Французской революцией или с той шумливой анархией, которая одно время характеризовала южноамериканские республики. Такие экстремисты не прогрессивны: они политически эмоциональны или невротики».