Ручьём серебряным к Байкалу

Остаются минуты до нового года, до нового счастья. Лев предупредительно, но с жуткой, скребущей хрипотой покашлял в ладонь. Он до спазм озлобления на самого себя осознаёт, что виноват, что, в конце-то концов, нельзя же так, когда люди хотят праздника, радости, добрых перемен. Но он не может справиться со своей душой: она уже сильнее или, возможно, больше его самого. Дёрнул за ногу Марию, пощекотал за бока Елену, – чуть оживились его «умирающие дамы». Без трёх двенадцать. Вскрыл шампанское; хотел, чтобы стрельнуло, запенилось, да в мгновение отчего-то передумал, поприжал пальцем рвущуюся пробку. Сиплым простудным пискливым кашлем выбивался наружу газ. Большие деревянные часы сорвались и выпалили заскорузлым боем. Все трое с недоумением посмотрели на «сдуревшие» часы: что такое, кто там буянит, к чему призывает или чего требует?

– С Новым годом, – на завершении бравого боя часов придавленно-глухо проговорил Лев. А хотел – громко, как-нибудь подъёмно, свежо, однако, кажется, и голос не слушался.

Неловко, молниеносным скользом или, напротив, неуклюжим грубым стуком, чокнулись бокалами, пригубили. И поняли, что шампанское нехорошее, видимо, поддельное – пресно-кислое, с прогорклым душком пробки. Но промолчали. Только Елена допила до конца, не поморщилась.

– С Новым годом, мамочка! – со склонённой головой прижалась Мария к матери, чмокнула её в подбородок, хотя намеревалась в щёку. – И вас, дядя Лёва, с Новым, – сморщила она губы и даже не взглянула на него. – Выше хвост.

– Слушаюсь и повинуюсь, господин дрессировщик.

Льву хочется улыбнуться, быть приятным, однако губы и мускулы щёк вроде как свело. Он, кажется, уже совсем не может справиться с собой.

Мария подошла к окну, на носочках змейкой вся вытянулась и пристально посмотрела на облитый светом ресторанный особняк с блещущим танцполом. Там – ах! какая музыка, возгласы нормальных людей, всплески света, россыпь петард и бенгальских огней. Там – жизнь, праздник, свобода, там просто-напросто клёво. А здесь – кислый, как переквашенная капуста, дядя Лёва, туполобо вперивший взгляд ниже телевизора, и притворно, до приторности весёлая мама. В придачу никчемные рога и угасающий камин.

Вдруг Мария сорвалась с места, подпорхнула к двери:

– Я – ко всем! Как хотите! Чао!

И – нет её, лишь парок стужи схватился и тотчас растаял у дверного косяка, точно на самом деле улетучилась, испарилась. Льву несомненно – девушка взбунтовалась, нешуточно, до отчаяния, и её уже не усмирить, не водворить в прежние хотя и хлипкие, но рамки, если только – силой. И чего ещё ожидать от неё? Куда, к кому, зачем она кинется завтра, послезавтра? А через год, через два что ей взбредёт на ум?

Какая-то яркая и яростная, но сумбурная и перепутанная мысль змеёй-молнией вспыхнула в голове Льва и, причудилось ему, ослепила его.

39

Он рывком встал с дивана – фотоаппарат судорожно завибрировал и с треском упал на пол. Кажется, разбился, наконец-то.

– Что с тобой, Лёвушка?

– Веди, куда хотела.

– Ты трясёшься. Замёрз, что ли?

– Отогреюсь… в толпе.

В зале ко Льву тотчас, возможно, что поджидали, подошли, но сдержанно, с притворной неторопливостью, разные важные компаньоны. Он им нужен, он им до чрезвычайности желанен, и они налипали к нему со всех сторон, словно он был мёдом. Этим мёдом были его деньги и непринуждённое, лёгкое, фартовое умение добывать ещё больше денег. Но он понимает, что ему, несомненно, искренно, душевно рады. Отовсюду протягивали руки, его обнимали, похлопывали, подавали вино, искательно чокались первыми и с многословной дружелюбностью поздравляли. Можно было подумать, что он именинник и торжество устроено исключительно в его честь.

Лев знает, что надо улыбаться, и он механически растягивает непослушливые губы, однако воспаляющимися глазами рыскает по залу, как зверь, вышедший на охоту. Не видно чертовки! Елена рядом с ним вся рассыпается утончённой вежливостью, восторженными улыбками, тоненькими возгласами. Она со Львом, с этим чистокровным, богатым, крепким мужчиной, следовательно, она – настоящая светская львица, леди, дама, вообще нечто высшее, успешное, обласканное судьбой. Так она думала о себе, так ей страстно хотелось, чтобы было в действительности. Но она догадывалась, хотя ещё не до конца верила, что действительность никогда и ни для кого не бывает такой, какой человек представляет её. Елена изящно, но с предусмотрительной цепкостью держалась за локоть Льва, однако он, казалось, не совсем замечал её, не понимал хорошенько, зачем она рядом с ним. Он искал глазами, но не находил Марию, – вот что важно, вот что ужасно и уже даже невыносимо.