Ручьём серебряным к Байкалу

– Ты не пьяный, ты – косой! – заявила Елена и захохотала. – Косой, в смысле заяц. Эй, заяц, ты, наверно, волка на маскараде встретил и рехнулся с перепугу, дал дёру. А-й, ладно уж: погоняй лошадей, наш заяц-ямщик! Покатаемся, ребята, что ли? Кстати, а где тут у нас завалялся коньячок?

С натугой грузно перевалившись через переднее кресло, Елена отыскала в бардачке бренди, открутила зубами пробку, выплюнула её в сторону Льва, из горлышка крупно отхлебнула, – закашлялась, сморщилась, но ещё, ещё глотнула. Мария отняла у неё бутылку, задвинула глубоко под кресло. Елена норовила заполучить бутылку, однако Мария с молчаливой упрямой неуклонностью не позволяла. Автомобиль вымахнул на шоссе, и теперь покачивало мягко, убаюкивая. В салоне тепло, уютно, просторно, а за окнами жёстко шуршали ледяные вихри, в сердитых бросках извивался взнятой снег. Незлобиво побранившись, мать и дочь, наконец, затихли, накрылись пледом и вскоре задремали, смаявшиеся, разморённые, смирившиеся; праздник для них всё-таки, кажется, закончился.

Ехали всю ночь. Лев уже не гнал и был сосредоточен, аккуратен, никаких рывков и резких поворотов, и можно было подумать, что оберегал сон попутчиц. Но это был тем не менее странный, невразумительный вояж – молчком, в неизвестность, по пустынной трассе, по напрочь, представлялось, вымершей округе. Где-то праздник, где-то люди беззаботно, по-человечески веселы, счастливы, целуются, говорят друг другу приятные слова, в их бокалах пенится шампанское, а здесь – давящее молчание, пустота, безлюдие, снега и леса беспредельной, заледенённой Сибири. На первой попавшейся заправке, уже далеко от Иркутска, Лев залил полные баки и ещё несколько часов с внешне глухим безразличием, но с очевидной настойчивостью вёл автомобиль. Под его щёками то затихали, то снова оживлялись, острясь, косточки. За Черемховом, в голых неоглядных лесостепях, поднялась пурга: видимо, с запада надвинулось потепление. Метелица широкими чёрными крылами снега набрасывалась на лобовое стекло, переметала дорогу, плотно и настырно закрывала обзор. Ехать стало опасно, а минутами даже невозможно. Колёса – юзом, стёкла хотя и прочищались дворниками, но снега надувало в мгновение. «Никак черти гонят меня», – подумалось Льву с мрачной весёлостью.

Он осмотрительно, скорее даже бережно, съехал километра на полтора по просёлку к лесополосе, скрываясь от ветра. Заглушил мотор, откинулся в кресле и через минуту-другую крепко уснул. И все они трое в этой кромешной, бесовской вьюге спали несколько часов. Деревья не помогли – стёкла густо залепило снегом, а сам автомобиль засыпало по самые колёса, даже выше бампера.

Лев очнулся, почувствовав озноб. Уже было за полдень. В салоне господствовала синяя мгла, но сквозь снежную корку, наросшую на стёклах, угадывалось яркое высокое солнце. Наруже то взнималось, то затихало. «И черти иногда устают», – чуть улыбнулся Лев, чуя, что душа его легка и пустынна. И ему захотелось подольше подержать в своём сердце эту лёгкость и пустынность с тишиной и свежестью, не отпускать из себя, может быть, во сне зародившееся и такое ещё новое для него чувство, похожее на те ощущения, когда, случалось, в детстве или отрочестве он на спор перепрыгивал через опасный ров: ещё не перепрыгнул, но уже почувствовал отчаянный восторг, великую мальчишечью радость и гордость. Радость и гордость оттого, что решился-таки на поступок, поборол свои сомнения и страхи, не испугался последствий.

Завёл двигатель и включил обогреватель. Глянул через плечо на Марию: как она? А она, оказывается, смотрела на него. И они непонятно и затаённо смотрели через зеркало друг другу в глаза и непонятно и затаённо молчали.

– С Новым годом, Машенька, – шепнул он, наконец.

– Угу, – не сразу отозвалась она, едва-едва шевельнув губами с несомненной для Льва насмешливостью, но, видимо, не желая выдавать её как-нибудь явно и ярко.

Просыпаясь, забубнила и зашевелилась Елена. Лев поморщился. Мария, показалось ему, тоже огорчилась, уткнулась взглядом книзу. Он небрежным щелчком включил дворники – в глаза брызнуло острым, но ликующим светом дня. Елена, жмурясь, тряско и кокетливо засмеялась в одиночестве и развязно стала допытываться у Льва, зачем он вычудил этот дурацкий вояж, какая муха и в какое место укусила его. Лев не отзывался, однако, словно бы в ответ, стал газовать с такой силой, что автомобиль заколотило и подбросило. Уверенным, виртуозным рывком, минуя ухабы и взгорки, выметнулись на трассу.