Ручьём серебряным к Байкалу

Мария уже студентка, и хотя студентка-заочница, заушница, слышала она, как дразнят таких студентов, но – столичной финансово-экономической аж академии. Она горда, что все экзамены сдала на высокие баллы, что поступила честно, без дураков, и полагает, что отныне уже совсем, уже окончательно и бесповоротно взрослая. Она за лето заметно подросла, поздоровела, в ней почти что уже сгладилась угловатая мальчиковатость, и она не по дням, а по часам становилась видной, красивой девушкой, лебёдушкой, девицей красной, – обращался к ней с ласковыми прозвищами Лев. Была прекрасна для него её маленькая, статуэточно изящная фигурка на тонких ножках, с тонкими ручками, с тонкой шеей, с тонкими пальчиками, с тоненькой талией. Но при этом Мария была сильна и крепка, никакого жеманства никогда не выказывала, не манерничала, не привередничала перед Львом, лишний раз подчёркивая свою хрупкость. Она была трогательно женственна, она вся была для него прелесть и идеал, и он блаженствовал, глядя на неё, общаясь с нею, думая о ней. И по-прежнему Льва особенно радовали и тешили глаза его Марии, приметливые, голубовато-бархатистые, но при этом напряжённо-ироничные, готовые прыснуть насмешкой и весельем. Они оставались для него глазами-радугой, глазами, являющими многоцветье её чувств, её мыслей. Возможно, эти чувства и мысли она пока ещё не может в полной мере выразить, но они уже правят её сердцем, а значит, был уверен Лев, и её и его судьбой. Когда Лев носил Марию на руках, а носил он её каждый день, часами не опуская, то ему минутами представлялось, что за его спиной схватывались крылья, и он сам себе казался невесомым. Стоит слегка оттолкнуться от земли – и вместе полетят, вознесутся. Он знал и радовался – это его сердце становилось лёгким, податливым, добрым, настоящим, всецело открытым для счастья, для их единой судьбы, которую он столь долго и мучительно ждал.

Что ещё необыкновенного произошло в Марии за лето? У неё отросли прекрасные взрослые волосы; Лев уговаривал её не обрезать их. Они казались ему, очевидно по подобию с её чародейными глазами, разноцветными, многокрасочными, радужными. Они раскидисто длинные, шелковисто тоненькие; и хотя каштаново-белёсые, но в искристой рыжине, будто посыпаны блёстками или сами источают блеск и сверкание. И шикарно курчавились, причём разнообразными завитками: и крошечными кокетливыми завитушками рассыпались на лоб, и крупными томными локонами ложились на плечи и грудь. А уговаривал Лев не обрезать потому, чтобы она была с косой, с настоящей косой, говорил он ей, русской красавицы. Мария поначалу не раз восставала, требуя остричься, называя такие волосы проявлением отстоя, деревенщины, лохини и даже дебилизма, однако Лев был неумолим, но неумолим с нежностью, с щепетильностью, с виноватостью какой-то. Нередко сводил к шуткам её страстное стремление быть как все: плешивенькой, говорил он ей, облезлой кощёнкой, кривлячкой, и как ещё не дразнился, придумывая смешные прозвища. Она притворно сердилась, отталкивая его, притопывая ногой, «но возможно ли скрыть сияние души, если глаза открыты!» – восторгался своей возлюбленной многоопытный, но по-прежнему и нередко юношески восторженный в своих чувствах Лев.

Они вместе заплетали и расплетали её волосы, и это становилось для них целым ритуалом вечером, когда расплетали и расчёсывали, и утром, когда, наоборот, расчёсывали и заплетали. Мария чувствовала – Лев по-особенному любуется ею с косой, что только с косой он считает её по-настоящему красивой, и она потихоньку примирилась, что у неё несовременные – обидных слов она уже не хотела употреблять – волосы, а через некоторое время так и желала, чтобы коса стала и толще, и длиннее. «Пусть будет как у мамы в её юности, на той девичьей её фотке», – порой с грустнотцой вздыхала она, мимолётно вспомянувши мать, отца и всю прошлую свою жизнь.

Началась учёба, подготовка к осенне-зимней сессии – каждодневное штудирование учебников с подробными конспектированиями, выполнение контрольных работ, решение задач, построение графиков и так далее и так далее. Куратор её, аж сам Лев Павлович Ремезов, как порой восклицала она в себе, был строг и бдителен, самолично проверял выученное и написанное, нагружал математическими задачами повышенной сложности, – не списать, не подсмотреть куда-нибудь. Во время занятий он требователен, сух, бывает даже язвителен. Ничего поддельного, никаких поблажек. Часть предметов она проходила интерактивно, дистанционно – с помощью образовательного сайта, получая платные консультации от ведущей профессуры страны. Несколько предметов преподавал Лев: он – математик, статист, экономист и ещё кто-то, и даже в английском разбирается отменно. Мария дивилась его познаниям, робела не на шутку, слушая его или отвечая выученное.