Рудная черта

Кто-то охнул за спиной Всеволода. Да, для кого-то это было неприятным открытием.

— Кто они? — помедлив немного, спросил Всеволод.

— Они — моя новая дружина, мои серебряные рыцари, которым я доверяю всецело и на которых полагаюсь во всём.

— Серебряные рыцари?

Звучит красиво, но не совсем понятно.

— Они — мой новый, личный орден.

Орден умрунов… Всеволод непроизвольно поморщился.

— Они те, кто не страшится умереть. Кто не боится ни мечей, ни клыков, ни когтей. Кто готов по моему слову сражаться с людьми и кто встанет поперёк горла и Пьющим, и оборотаям. Кто не падёт от солнца и не ослабеет от осины.

Бернгард скосил глаза на клинки Всеволода:

— Серебро им, кстати, тоже не опасно. Вам лучше убрать мечи.

Всеволод совету Князя-магистра не внял. Вкладывать клинки в ножны он пока не собирался.

— Как ты смог? Бернгард? Как тебе удалось? Их? Так?

— Что ж, — магистр вздохнул. — Объяснять это мне всё равно бы пришлось. Правда, я планировал сделать это не сейчас и при иных обстоятельствах. Ну, да ладно. Мои серебряные рыцари появились примерно так же, как появляются Пьющие-Исполняющие. Тебе известно, русич, как они появляются?

Вопрос оказался странным и неожиданным. Всеволод отрицательно мотнул головой. Откуда ему было знать такое?

— Это мёртвые, точнее, недоумершие, прошедшие смерть, но возрождённые вновь оборотаи, — просветил Князь-магистр.

— Волкодлаки?! — изумился Всеволод.

— Они самые, — подтвердил Бернгард. — Только испитые. И одарённые.

— Кем одарённые? Как одарённые? Чем?..

— Властителем. Пьющим-Властвующим. Любой Властитель может подарить любому испитому новую жизнь вместо прежней, утраченной с кровью. Не очень приятную, правда, и не совсем, в общем-то, жизнь — но всё же…

— Как такое происходит?

— Пьющий-Властвующий просто отдаёт испитому частицу своей крови. Даже малая толика её, даже единая капля крови Властителя, впущенная через рану, способна пробудить Ток.

— Ток?

— Ну, как объяснить…, — Бернгард наморщил лоб под открытым забралом. — Ток — что течёт. Жизнь и… не жизнь. Иная жизнь. Настолько иная, что даже оборотаи не знают, откуда берутся Пьющие. Слишком разнятся одни от других. Слишком сильно меняет оборотая такая инициация.

Да уж, пожалуй! До сих пор и сам Всеволод считал, что упыри и волкодлаки — разные существа, а не две ипостаси одного.

— Значит, капля крови Чёрного Князя дарит испитому оборотню иную жизнь? Одна капля превращает его в упыря?

— Одна капля и много времени. Или две капли и меньше времени. Или три — и ещё меньше. Чем больше своей крови отдаёт Властитель испитому, тем меньше времени требуется на превращение — на последнее, главное, необратимое оборотайство. Пройдя посвящение, войдя в Ток, и обретя его, оборотай больше не испытывает голода. Но вот жажда… Вечная жажда утраченной крови — настоящей, тёплой, живой крови, которой никогда не будет хватать Пьющему. Это одна из двух сил, которые им движут, и которым он подчинён.

— А вторая сила? — Всеволод пытался поспеть запутавшейся мыслью за словами Бернгарда.

— Вторая и наиглавнейшая — воля Властителя, которую Пьющий-Исполняющий выполняет беспрекословно. Ибо именно кровь Пьющего-Властвующего даёт ему и Ток-жизнь и неутолимую жажду. А потому воля Властителя — превыше всего. Превыше жажды — тоже. До тех пор, по крайней мере, пока Властитель жив. Если же Пьющий-Исполняющий вдруг лишается хозяина, у него остаётся только жажда. Ну, и ещё звериный страх перед жгучим солнцем вашего мира. Вот и всё, в чём он течёт, чем он течёт дальше. И пути назад ему уже нет. Так уж выходит, русич… Пьющий-Властвующий, отведавший крови оборотая, получает способность к оборотайству. Оборотай же, обращённый в Пьющего, утрачивают её навеки. Пьющий-Исполняющий становится рабом своего Властителя. А если нет Властителя — то рабом своей жажды и бессмысленного уже Тока.

Пару секунд Всеволод размышлял, соотнося услышанное только что с известным ранее.

— Выходит, та тёмная вонючая жижа, что хлещет из разрубленных упырей, — и есть кровь Чёрного Князя? Хозяина? Пьющего-Властвующего?

— Нет, русич. Кровь Властителей — красна и подобна людской, но как я уже говорил тебе, в жилах Пьющих-Исполняющих есть лишь мизерная толика такой крови. Больше — нельзя, если хочешь создать целую армию и каждому обращённому оборотаю дать часть себя.

— Но откуда тогда берётся столько чёрной кровищи?

— Это не кровь. Не совсем кровь. Как Ток — не совсем жизнь.

— Что же это?

— Ток должен по чему-то течь и чем-то течь. Иссохшие жилы испитых слуг нужно чем-то наполнять. Их и наполняют. Тем, что всегда под рукой. Не кровью — нет. Кровом. Покровом.

— Чем? — опять не понял Всеволод.

— Покровом. Схожим с этим словом у нас именуют вечный туман нашего мира, который есть не вода, не пар и не дым. Но который — всюду. И над твердью, и над хлябью. Который стелется и течёт, и висит неподвижно. Который окутывает всё наше обиталище, подобно тёмному савану.

— Погоди-ка, а не та ли это тёмная, с прозеленью муть, что растворена в Мёртвом Озере? — вскинулся Всеволод.

Не та ли, которую он однажды потревожил серебряной насечкой на своём клинке.