Рудная черта

На миг сомнение всё же охватило Всеволода. Может, правильно советовал Бранко? Может, разумнее не рисковать? Носитель древней сильной крови, единственный человек способный перекрыть дорогу тварям иного мира, умеющий, знающий как это сделать, он ведь, по большому счёту, уже не принадлежит себе. В первую очередь он теперь обязан думать о судьбе всего обиталища, которое непременно сгинет, если сам он не выйдет из подземелья.

Но если, выйдя сам, он не остановит Бернгарда, истинные помыслы которого темны как ночь…

Что лучше?

Что хуже?

От запертой двери склепа отлетел отколотый кусок доски. Магистр взревел нечеловеческим голосом, то ли понукая своих мертвецов, то ли исходя бессильной яростью.

И все сомнения сразу улетучились. Всё стало предельно ясно и просто. В людском мире нечисти не место. Всякой нечисти. Это — неписанный, но неоспоримый закон, что стоял, стоит и будет стоять превыше прочих законов с начала времён и до их окончания. Граница между обиталищами проведена не случайно. Ибо нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах смешивать одно с другим. Ибо, вступая в сговор с одной тварью против другой, сам в чём-то теряешь человеческий облик.

А значит сейчас нужно сжечь Бернгарда, его серебрянокровых умрунов и полонённую лидерку. Но самому при этом нужно выжить. Чтобы после пустить свою кровь в мёртвые воды и уже там, на берегу умереть спокойно, с чистой совестью и чувством выполненного долга. Как и положено умирать воинам Сторожи.

Глава 14

Дверь склепа вот-вот начнёт рассыпаться и с сифоном возиться уже нет времени. Ладно… Всеволод в сердцах отшвырнул бронзовый сосуд в сторону. Придётся обойтись уже имеющейся зажигательной дорожкой. А потом бежать наперегонки с огнём.

— Бранко, слышь, ты того… ступай уже. Я как запалю — догоню.

Волох не шелохнулся. Стоял, набычившись, за спиной в свете факела.

«Ну, как знаешь, волох…» — раздражённо подумал Всеволод.

Медлить больше нельзя: дверь склепа трещала.

Всеволод поднёс факел… Почти уже поднёс к началу тёмной линии, выписанной на полу горючей смесью…

Но…

Стремительное движение, уловленное краем глаза.

Свист рассечённого воздуха у самого уха.

Стук отточенной стали о сухое дерево.

Правая рука Всеволода вдруг дёрнулась под сильным секущим ударом.

Верхняя половина факела, срубленная острой валашской саблей (Обнажил-таки оружие, стервец! Когда только из ножен выхватить успел?! И ведь момент выбрал, когда уже не ждёшь подвоха!) — летит в сторону. Пальцы сжимают лишь бесполезную куцую палку с косым срезом на конце.

По земляному полу покатился, искрясь и брызгая огненной капелью, толстый промасленный моток пакли и ветоши на факельном конце.

— Ты всё же погоди, русич, — Бранко безбоязненно смотрел на взбешённого Всеволода. — Не торопись поступать по-своему в чужом краю.

— Что?! — хрипло выдохнул Всеволод.

— Пусть Бернгард выйдет, — потребовал Бранко.

— Что-о-о?!

А рука волоха всё ещё держит обнажённую сабельку. А сабелька та покачивается у груди Всеволода.

— Не препятствуй магистру, русич. Не мешай мастеру-Господарю вести в бой своих серебряных стригоев.

Мастеру-Господарю?! Серебряных стригоев?! Ишь ты!.. Быстро же Бранко свыкся с новыми обстоятельствами. Или не так? Или не то?

Глаза Всеволода сузились. Теперь во взгляде обоерукого воина сквозили ярость и понимание.

— Когда, волох?! — прохрипел-прорычал он, отбрасывая в сторону бесполезную деревяшку и вырывая из ножен меч. Единственный остававшийся ещё при нём клинок. — Когда ты узнал? О Бернгарде?.. Всё?

Ведь это знание пришло не сегодня, не так ли?

— Давно, — неопределённо пожал плечами волох. — Очень давно.

Бранко был спокоен. Он крепко держал в руке изогнутый сабельный клинок.

— И всё это время ты служил тёмной твари?!

— Мастеру-Господарю, — поправил его Бранко. И лишь после — ответил: — Да, я служил ему верой и правдой. Именно поэтому в германском ордене, закрытом для иноземцев, я был равен саксонским братьям-рыцарям. А кое в чём стоял выше их.

— Но почему?! — скрежетнул зубами Всеволод. — Твои предки охраняли Сторожу. Стояли дозором над Проклятым Проходом. И тебе, наверняка, завещали то же.

— Охраняли, — согласно кивнул волох. — Стояли. Завещали. И не только мне. Но вот ведь какая беда, русич, — по губам Бранко скользнула невесёлая улыбка, — после нескончаемых смут, веками терзавших несчастные трансильванские земли, в живых остался лишь я один. А хранить Сторожу надо. А завет предков исполнять нужно. А как это делать одному?

Дверь склепа рубили и разносили в щепу. Бранко говорил: