Рудная черта

Ладно. Уходить-то действительно пора… Всеволод шагнул за мёртвой дружиной Бернгарда.

Справа и слева двигались с клинками наголо Бранко и Томас…

Стоп! А Фёдор?! Где десятник?! Почему его не видно среди умрунов?

Да потому что — вон, у дверей лаборатории — упыри обступают Фёдора со всех сторон. Отсекают, давят, не дают вырваться.

— Фёдор! — Всеволод резко дёрнулся вправо.

— Куда! — встревожился Бранко.

Но Всеволод уже ринулся в бой. Удар, удар, удар. Меч высверкивал в факельных отблесках посеребрённой сталью и разбрызгивал фонтаны чёрной крови. Но поздно уже! Не успеть!

Тёмные твари окружили Фёдора. Ударили десятника сзади, под шею. В клочья распоров и спадающую на плечи мелкокольчатую бармицу, и кольчужный воротник, и плотный поддоспешник на спине. Выдрав из-под броней и одежд верхние хребетные позвонки.

Упыри свалили дружинника, но не разорвали на месте, не остановились, не припали к хлынувшей крови, не облепили жертву, позабыв обо всём, как случалось прежде. Нет, упыри шли дальше. Косились на пятна живой крови под ногами. Алкали, жаждали. Но шли. Потому что так приказано. Потому что не позволено отвлекаться от битвы. Потому что Пьющие-Исполняющие находились сейчас во власти своего Властителя. И потому что его Власть была сильнее их Жажды.

С диким рёвом Всеволод прорубался через толпу нечисти. Смерть Фёдора придала ему сил. Исступление боя затмило всё вокруг и…

Шаг-шаг-шаг. Взмах-взмах-взмах. Вдоль-вдоль-вдоль. Широко, от плеча, — как косой на заливном лугу. По удару на каждый шаг.

И — поперёк. И — ещё.

Всеволод крутился волчком, полосуя воздух и бледные тела кровопийц косыми рубящими ударами. Рассекая по два-три упыря зараз.

Он был не один. Рядом замелькали кривая сабля Бранко и прямой клинок Томаса.

Все трое уже оторвались от мёртвой дружины.

Серебряные умруны растворились во мраке за изгибом подземной галереи, откуда тоже доносится шум битвы. Быстро, увы, удаляющийся шум. Судя по всему, рыцари-мертвецы успешно расчищали путь, а Бернгард, шедший в первых рядах, не заметил потери в арьергарде.

Значит, на помощь надеется не стоит. Значит, остаётся надежда лишь на себя. На свои мечи.

Всеволод рубил и сокрушался лишь об одном: был бы у него второй меч — проклятая нечисть дохла бы в два раза быстрее!

Увы, второго меча не было. Второй — сломан и валяется под развороченной дверью склепа и придётся обходиться тем, что есть.

Засапожник вырвать из-за голенища? Нет, мал слишком — не больше упыринного когтя. И проку от него в рубке с плеча будет немного. А вот если…

Улучив момент, Всеволод отступил на шаг, одним движением срезал пустые ножны с пояса. Ушёл от размашистого удара длинной когтистой лапы, пригнувшись, подхватил упавшие ножны левой рукой. Сжал покрепче за переплетение рассечённых ремней.

Вот так-то! Хоть что-то!

Ножны — не боевой клинок, конечно, ими не отбить вражеского меча и не пробить броню. Но сейчас-то враг без мечей и без брони.

Крепкий длинный и увесистый футляр из дерева и толстой кожи, густо, как и всё снаряжение сторожного воина, усеянный отделкой из белого металла, приятно отяготил пустующую руку. Так-то оно сподручней. Так оно привычней.

И хотя за небольшую заминку и шаг назад пришлось расплачиваться — сразу две кровососущие твари проскользнули мимо — Всеволод платил охотно и быстро. Резко выбросив руки в стороны — одну вправо, другую влево, он, почти не глядя, достал обоих. Остриём меча вспорол шею первому упырю. Второго — который оказался поближе — от души, да с оттягом протянул вдоль хребтины пустыми ножнами.

Первый кровопийца с хрипом и бульканьем осел наземь, второй тоже на ногах не устоял. Ножны не взрезали упыринную плоть, как взрезала её отточенная сталь с серебряной насечкой, но и безобидным их прикосновение назвать было нельзя. Пупырчатые шляпки серебряных гвоздиков и частые заклёпки, выступающие края и кромки металлических полос обивки оставили на бледной спине твари широкий рваный след.

Брызнула чёрная кровь. Сбитый ножнами упырь, визжа и брызжа слюной, откатился в сторону. Прямиком под меч Томаса.

А Всеволод, привычно орудуя двумя руками, вновь врубался в выплёскивавшуюся из лаборатории белёсую массу. Он сейчас дрался впереди, принимая на себя основной натиск нечисти. Множа трупы под ногами так, что трудно становилось ступать.

Острый клинок и тупые ножны из-под клинка выписывали круги и разящие полукружья. Мелькали, словно крылья мельницы, которые нельзя остановить и под которые лучше не попадаться. Серебрённый меч рубил противников. Серебрённые ножны — сбивали, отбрасывали, отпихивали, обжигая и помечали белёсые тела тёмными полосами и отметинами, сочащимися кровью.

Упыри выли. Однако натиска не ослабляли.

Вот снова один справа — и меч Всеволода с маху сносит уродливую шишковатую голову. Оскаленная, зловонная пасть, вертясь, брызжа чёрной кровью и жёлтой пеной на защитную личину шлема, пролетает перед глазами.