— Прорываться к озеру ночью, — решительно произнёс Князь-магистр. — Когда все Пьющие, вошедшие в Проход, покинут его, спустятся с плато, минуют ущелье и рассыплются перед замковой горой, пробиться сквозь их ряды будет легче. Кому-то потом придётся стоять насмерть и прикрывать, а кому-то… В общем, если хотя бы мы с тобой доберёмся до озера, тогда, быть может, нам повезёт.
— Прорываться ночью? — Всеволод недоверчиво смотрел на Бернгарда. — Раньше ты утверждал, что такое невозможно.
— Вообще-то и сейчас это маловероятно, но… — Бернгард вздохнул — Раньше у меня был выбор и было время. Сейчас нет ни того, ни другого. Зато сейчас есть воины, уже переступившие через смерть…
— Рассчитываешь на свою мёртвую дружину?
Бернгард кивнул:
— Очень рассчитываю. Собственно, для этого я ведь её и создавал. Она поможет нам прорваться. И она же прикроет нас, пока мы будем запирать порушенную черту. Мёртвые воины в этой последней битве окажутся полезнее живых.
Они долго смотрели в глаза друг другу. Затем Всеволод высказал вслух то, о чём думал:
— Признайся, а ведь будь у тебя такая возможность, ты бы сейчас пополнил число своих мертвяков. Высосал бы досуха всех оставшихся в живых, а после — накачал серебряной водицей. А, Бернгард?
Князь-магистр вновь повернулся к окну. То ли наблюдая за происходящим снаружи, то ли пряча взор.
— У меня такой возможности нет, русич. Раствор жидкого серебра кончился. Алхимическая лаборатория разрушена. А главное — время… Время уже ушло.
В словах Чёрного Князя слышалось плохо скрываемое сожаление.
Глава 29
Солнце медленно клонилось к закату. Крепость пробуждалась…
Отдых сегодня был долгим. Для всех, кто в нём нуждался. Пожалуй, самым долгим за время Набега. Утомительной дневной работой никто из выживших себя не утруждал. Люди, с самого утра спавшие вповалку, только-только начинали подниматься.
Да, Бернгард был прав: они уже знали всё. Они успели переварить это знание и смириться с ним. И, казалось, ничего в Закатной Стороже не изменилось. Казалось, ни открывшаяся тайна замкового упыря, ни соседство с ожившими мертвецами, пропитанными жидким серебром, ни известие о легендарной крови Изначальных, текущей в жилах Всеволода, не волновали воинов. Казалось, никого не смущает, что сторожным гарнизоном командует Чёрный Князь, скрывающий свою истинную суть за человеческим обликом. Казалось, никто и не собирался противиться этому. А может, и не казалось вовсе. Может, именно так и обстояли дела на самом деле. Просто каждый сейчас был озабочен другим. Более важным и более насущным. Подготовкой к последней битве за обиталище. А всё остальное сейчас только мешало и отвлекало… Поэтому все прочие сложности можно было отложить на потом. Если для кого-то из уцелевших защитников Сторожи ещё будет это самое «потом».
Неутомимые мертвецы Бернгарда уже расчистили проходы к внешним воротом. Правда, тем только и ограничились. Груды трупов — оплывших под солнцем, облезших, растёкшихся, потемневших и слипшихся друг с другом в сплошную смрадную массу — валялись по всему замку. Вонь стояла невыносимая. Такая вонь… Пожалуй, из-за неё одной стоило бы поскорее покинуть крепость и умереть.
Под внешней стеной замка тёмным холмом громоздилась драконья туша. Раскинутые в стороны крылья, распластались по смятому валу, по затопленному, заваленному дровами рву с обвалившимися стенками, по порушенному частоколу. Со стены ещё свисали скрутившиеся и иссохшие под солнечными лучами потроха летающего змея. В подбрюшье твари — между опавшими боками и скрюченными лапами — зияла распахнутая зловонная рана. Курились густые, постепенно истаивающие кровяные потёки. Щетинилась несколькими рядами зубов и исходила желтоватой слизью раскрытая пасть. Маленькие глазки — те, наоборот, вовсе исчезли в едва различимых щёлках под толстыми слипшимися веками, на уголках которых засохла вспузырившаяся пена. Крепкая чёрная чешуя не была больше столь крепка и черна. После нескольких часов на солнцепёке пластинчатая шкура дракона позеленела, размякла и потрескалась. Сейчас она походила, скорее, на осклизлую болотную ряску — толстую, но ненадёжную.
Гораздо лучше сохранился выщербленный и тяжёлый серповидный меч в отрубленной руке павшего Шоломонара. Да и доспех обезглавленного чёрного всадника, пролежавшего весь день в тени широкого навеса пострадал меньше, чем драконья чешуя. Конечно, и на нём тоже губительный свет уже оставил явственные отметины, опалив, смяв и размягчив несокрушимую броню. Тем не менее, утратившие былую прочность латы уберегли от солнца укрытую за ними и скованную с ними плоть.
Над безголовым и безруким трупом стояли трое. Чёрный Князь в обличье тевтонского магистра, татарский сотник-юзбаши и воевода русской дружины. Поднявшийся с ложа после долгого целительного сна, Всеволод чувствовал себя совершенно здоровым. Орденский лекарь знал своё дело, а его целебные зелья поистине творили чудеса. Глубокая рана затянулась и ничуть не беспокоила. Кровь не сочилось через свежую повязку. Посечённая правая рука вновь могла орудовать мечом столь же ловко, как и левая.