Кони осёдланы. Доспехи надеты. Расчищенные от трупов проходы у ворот забиты вооружёнными всадниками. Первые ряды уже топтались под закрытой аркой. А первыми пробиваться наружу и выстраивать за воротами бронированное «свиное» рыло надлежало умрунам Бернгарда.
Рослые кони, укрытые длинными кольчужными попонами и пластинчатой бронёй в серебряной отделке, обвешанные шипастыми нагрудниками и массивными налобниками, волновались, всхрапывали и косились на неподвижных седоков, видимо, смутно ощущая мертвечину на собственных спинах. Но ещё отчётливее животные чувствовали крепкую руку, жёсткий, рвущий пасть повод и острые шипы шпор. А потому неуместной сейчас норовистости предпочитали не демонстрировать.
В двух надвратных башнях наглухо забаррикадировались с полдесятка раненных рыцарей и несколько кнехтов под предводительством однорукого кастеляна. Им предстояло остаться в крепости. Так было нужно. Кто-то должен был открыть ворота и выпустить «свинью» из замка. Да и боевых коней на всех всё равно не хватало. А пехота в предстоящей вылазке — непозволительная обуза. Впрочем, ещё неизвестно, кому этой ночью повезёт больше: тем, кто в боевом строю выйдет за стены, или тем, кто заперся в каменных башнях. Пока трудно было предугадать, кто кого переживёт в этой битве.
И — насколько переживёт.
— Нахтцереры!.. — донеслось сверху.
Кричал Томас. Громко кричал, но без страха. Просто сообщал, что…
— Нахтцереры у частокола!
— Решётки-и-и! Подня-а-ать! — скомандовал Бернгард.
Правильно… Решётки поднимаются медленнее, чем опускается мост, поэтому начать следует с них.
Звякнули цепи. Надсадно заскрипели вороты в башнях. Дрогнули тяжёлые решётки — внутренняя и внешняя — по сию пору надёжно закрывавшие проход через воротную арку. Выскользнули из узких ниш в каменных плитах и поползли вверх массивные острия, способные переломит хребет быку. Толстенные кованные прутья с обильной серебряной отделкой медленно поднимались к сводчатому потолку.
Поднялись…
Почти целиком утонули в глубоких тёмных пазах. Теперь только посеребрённые зубья грозно нависают сверху. Да топорщатся.
по стенам арки вмурованные в камень и покрытые тем же белым металлом крюки и лезвия. Да внизу, перед конскими копытами, — непроходимая щетина заточенных штырей в палец длинной. Густо и ровно, будто жёсткая поросль, торчат стальные колючки из пазов между каменными плитами. А на острие каждого шипа опять-таки тускло поблёскивает серебряная капля.
И — тяжёлый мост впереди. Пока ещё вплотную приваленный к арке ворот.
— Перешли за частокол! — известил Томас. — Лезут в ров!
— Шипы-ы-ы! — приказал Бернгард. — Убра-а-ать!
Где-то в недрах надвратной башни невидимые руки передвигают невидимый рычаг. Затяжной раскатистый лязг под гулкой аркой — и металлическая трава увядает. Колючки, преграждавшие путь, уходят под плиты.
Теперь только подъёмный мост отделяет всадников от приближающихся к Серебряным Вратам тёмных тварей. И мост этот следовало…
— Уже на валу! — опять донёсся крик однорукого кастеляна. Подступают к стенам!
… следовало…
— Опусти-и-ить! — в очередной раз прогремел голос Бернгарда. — Мо-о-ост!
Снова — пронзительный скрежет ворота наверху. Ослабли туго натянутые цепи. Ослабли — и натянулись снова. Верхний — утяжелённый — край моста оторвался от каменной кладки.
— Быстрее-е-е! — поторопил Бернгард.
Там, наверху, вне всякого сомнения, неподатливый скрипучий ворот раскручивали в несколько рук — так быстро, как только возможно. Но подъёмный мост всё же никак не мог обрушиться вниз сразу. А пока он не ляжет поперёк рва — всадникам не выехать из крепости.
Всадникам — нет. Наружу — никак.
А вот тем, кто снаружи. Пешим. Ползучим. Царапучим.
Тёмным тварям.
— Они здесь! Уже здесь! — предупредил Томас.
И в самом деле…
В ширящиеся проёмы между мостом и стеной — по бокам, сверху — сыплются упыри.
Первый, второй, третий…
Пять… Восемь… Десять…
Нечисть пока не карабкалась через стены с шипастым окоёмом. Нечисть выбрала более удобный и короткий путь к тёплой живой крови. Не задерживаясь, сходу переваливала через опускающийся мост, лезла в арку. И — дальше, из арки.
Кровопийцы попадали под серебрённые мечи и копья всадников-умрунов.
Первый, второй, третий…
Пять… Восемь… Десять…
Мост опускался всё ниже, пространство между дощатым настилом и каменной кладкой становилось всё шире. Упырей в крепость вваливалось всё больше.
Тесная арка буквально на глазах наполнялась бледнокожими телами. Тела напирали на тела.
На мечи.
На копья.
На лошадей.
Кони мёртвой дружины начинали пятиться. Сдерживать натиск становилось всё труднее. А надо — пока мост не опущен! Хоть как-то, хоть чем-то — но надо. Остановить тварей! Выиграть время!
— Шипы! — услышал Всеволод призыв Бернгарда. — Шипы вверх!
А ведь, правда! Что если шипы? Сейчас? Вверх?
Снова лязгнуло. Скрежетнуло где-то под ногами. И снизу вновь, будто по волшебству, проросла жёсткая колючая травка. С серебряными росинками на заточенных кончиках.
Плоские каменные плиты вмиг обратились шипастым ведьминым ложем.
Арку наполнил пронзительные вопли и визг.