Рудная черта

Нечисть сторонилась одиноких пешцев, чья серебряная кровь не прельщала тёмных тварей. Нечисть разделялась. Небольшая часть кровопийц вновь поворачивала к крепости, где в надвратных башнях оборонялись живые люди. Остальные — и таких было большинство — устремились вдогонку за удаляющимися всадниками. Но упырям трудно было угнаться за ними: защитники Сторожи гнали коней по пологому склону всё быстрее.

Быстрее…

Ещё быстрее…

Немного (в общем-то, совсем чуть-чуть) потрёпанная первой стычкой, но не поломавшая строя «свинья» давно перешла с шага на рысь и теперь споро перестраивалась на скаку.

Рокотал из-под опущенного забрала голос магистра. Длинный меч Бернгарда мелькал над шлемами не нанося удары, а указывая, что и как надлежит делать. Тевтоны подхватывали и передавали назад приказы магистра. Место вырванных из строя и спешенных умрунов занимали новые рыцари.

Бронированное остриё клина вновь насчитывало неизменные четыре, шесть, восемь, десять и двенадцать всадников в первых рядах. Прореженные «крылья», правда, пришлось чуть подтянуть к голове строя. Мёртвой дружины Бернгарда уже не хватало, чтобы целиком обеспечить фланговое прикрытие. Живые орденские братья, находившиеся в глубине строя, выдвинулись вовне, заполняя небольшие бреши в хвосте колонны. Впрочем, и живые, и мёртвые саксы действовали удивительно быстро и организованно. Похоже, ни в ратном умении, ни в строевых маневрах одни не уступали другим.

«Ловко всё же они это делают, — вынужден был признать Всеволод. — Одно слово — немцы!»

Тевтонская «свинья» на ходу восстанавливала самое себя. «Свинья» готовилась к новому бою, по сравнению с которым прорыв у крепостных стен был лёгкой разминкой, не более.

Настоящий враг ждал внизу, у подножия замковой горы, где слабо колышется…

Больше всего это походило на белёсый туман или море, раскинувшееся перед одиноким утёсом с замком на вершине. С этого вот спасительного утёса и предстояло спуститься невеликому отряду всадников. Броситься вниз в пьянящем галопе. Окунуться с головой в гибельное море-туман. Хлебнуть его сполна.

И — пробиться.

И — прорваться.

Попытаться…

Во-о-он туда, к ущелью. И ещё дальше — по ущелью. К безжизненному каменистому плато. К Мёртвому Озеру.

Безумство? Да, конечно, вне всякого сомнения. Самоубийство? Кто бы спорил. Наивернейшее! Но ещё более безрассудно было бы ждать, пока всё это упыринное воинство само поднимется на замковую гору и захлестнёт крепость. А не это воинство — так другое, что непременно придёт за ним. Завтра. Послезавтра…

Нет, уж лучше самим… Сейчас. Сразу. Так есть хоть какой-то шанс. Хотелось бы верить, что есть. Вот только, с трудом почему-то сейчас в это вериться.

Одно хорошо: под копытами — не узенькая дорожка, а широкий спуск, расчищенный упырями от кольев и рогаток. Хорошо так расчищенный, добросовестно. Для конной атаки — лучшей местности и не придумать. И предательской грязи под копытами нет. Подсохшая за день земля, надёжно удерживала шипы серебрённых подков.

И останавливать набиравшую ход «свинью» уже поздно. Пока, впрочем, никто и не пытался этого делать. Складывалось такое впечатление, что сумасшедшая вылазка шокировала даже вражеского Чёрного Князя, кружившего над неровными рядами бесчисленных тварей.

Но скоро шок пройдёт. А может, уже прошёл?

Упыриное воинство впереди и внизу разительно отличалось от толпы кровопийц, оставленных сзади, сверху. Эти твари не бросались бездумно вперёд, а стояли недвижимо. Молча.

Бернгард отдал новый приказ.

Впереди и по флангам выдвигались копейщики. Для таранного удара копья всё-таки годятся лучше, чем мечи. Мечи вновь заработают чуть погодя — в ближнем бою. Однако многое будет зависеть от того, как использует «свинья» единственное своё преимущество — разгон со склона замковой горы. И от того, как глубоко она сможет сходу, с наскока вломиться в плотные вражеские ряды.

Катившаяся от крепости, вслед за тевтонским построением волна упырей безнадёжно отставала. Отставала, но не остановилась. Твари, над которыми не довлела воля Властителя, упорно продолжали преследование. Видимо, вознамерились гнаться за ускользающей кровью до последнего. Гнаться и… биться?

«Свинья» неслась вниз. Грохотала земля под копытами. Лязгала серебрённая сталь. Шумно и размеренно дышали кони, набиравшие разбег.

Наверное, на человека такая атака произвела бы неизгладимое впечатление. Наверное, такая атака заставила бы дрогнуть даже самые отважные людские сердца. Но под замковой горой стояли не люди. И стоять их там заставляла не человеческая воля.

— Стрелки-и-и! — широким взмахом меча Бернгард подал знак.

Хвост атакующей колонны раздался вширь. Рыцари, прикрывавшие тыл, расступались, выпуская арбалетчиков и лучников из чрева «свиньи». Так удобнее вести дальний бой.

Скупо и дружно щёлкнули лёгкие самострелы конных орденских кнехтов. Выпустив по болту, арбалетчики тут же возвращались в строй. А к делу с куда большей основательностью приступали лучники Сагаадая. Татары метали посеребрённые стрелы с немыслимой быстротой и сноровкой. Одну за другой, а то и парами — сразу, с одной тетивы.