Безмолвствующая по сию пору нечисть, наконец, взвопила — оглушительно, пронзительно. Да, теперь орали не только люди. Нелюди, попавшие под первый удар, — тоже. Причём, так, что криков людей почти не стало слышно. От визгливых упыриных воплей, грохота, треска и лязга у Всеволода заложило уши даже под шлемом с опущенной личиной. Однако, оглохнув на время, он вовсе не ослеп, и мог видеть всё, вплоть до мельчайших деталей. А холодный рассудок отмечал и запоминал всё увиденное.
Всеволод словно со стороны наблюдал за сечей, непосредственным участником которой сам же и являлся. Хотя нет, не совсем ещё участником.
К такому Всеволод не привык. Обычно в бой он вступал первым. Но сейчас нужно было лишь держать строй, пока в авангарде и на флангах бились умруны Бернгарда.
А уж как они бились!
Длинные рыцарские копья сломались не сразу. Серебрённая сталь пронзала упырей одного за другим. И ещё одного. И ещё.
И снова…
Всадники попросту нанизывали тварей на осиновые древка.
Никогда прежде Всеволоду не доводилось видеть по полдесятка корчащихся тел на одном ратовище. Теперь вот видел. И по полдесятка и по полудюжине. А кое у кого из скакавших впереди копейщиков и поболее выходило.
Разумеется, удержать такой груз на весу не было никакой возможности. Даже мёртвым рыцарям, это было не под силу. Под чудовищной тяжестью копья клонились вниз, втыкались в землю, разлетались в щепки.
А пока всадники бросали обломки копий и хватались за мечи, топоры и палицы, упырей валили и топтали кони. Рослые, сильные, боевые, не хуже людей обученные убивать.
Не зря тевтоны надевали на них шипастые нагрудники с насечкой из белого металла. Не напрасно отделывали подковы серебром. Сейчас всё это пригодилось в полной мере. Не утратившие ещё скорости, раззадоренные и разгорячённые стремительной скачкой, видом и зловонным запахом чёрной крови, животные с надсадным хрипом били врага грудью.
Сшибали, бросали, размазывали…
И вновь нечисть разлеталась, как сухие листья под осенним ветром, оставляя на конских нагрудниках клочья белёсой плоти в густых потёках тёмной жижи. Копыта молотили упавших подобно боевым цепам. Сминали в лепёшку, втаптывали в пузырящуюся чёрную грязь.
А вот и умруны, сломавшие копья, орудуют мечами, секирами, булавами и шестопёрами. У кого что есть. Кто к чему привык при жизни. Кто с чем лёг в каменный саркофаг.
А вот вслед за мёртвой дружиной в рукопашную вступают живые ратники. Достают и добивают поваленных и израненных кровопийц. Кого могут достать и добить…
И живые, и мёртвые старались максимально использовать разгон. Яростно расчищая путь «свинье». На скаку срубая, сбивая, и просто отпихивая с дороги тёмных тварей. Торопясь вклиниться подальше, поглубже. Пока ещё есть такая возможность.
Кони уже сбились с галопа, но всё же продолжали движение по поверженным бледнокожим телам, по бурлящей чёрной жиже. Кони спотыкались о трупы, падали под ударами когтистых лап вместе с всадниками. Однако «свинья» не останавливалась.
Сохраняя набранную инерцию и удерживая строй, защитники Сторожи упорно продвигались вперёд. Остриё клина вспарывало упыриное воинство ряд за рядом, слой за слоем. Фланги-крылья раздвигали брешь. И к тому времени, как она вновь смыкалась позади, тевтонская «свинья» успевала вгрызться в неровный вражеский строй ещё на несколько, аршинов, локтей, шажков…
А потом — ещё.
И — снова.
Остановить их кровопийцы не могли. Пока — не могли.
Глава 33
Сзади вдруг раздался многоголосый дикий вопль. С чего бы это? Всеволод, привстав на стременах, оглянулся. Ага! Твари, что гнались за ними от Серебряных Врат, тоже достигли тёмного воинства и теперь пытались продолжить погоню за живой кровью, прокладывая дорогу через рать Чёрного Князя.
Обезумевшие упыри (одни — лишившиеся своего Властителя, другие — подвластные чужой воле) начали лютую грызню. Полетели в стороны руки, ноги, головы, куски рваной плоти. Полилась потоками чёрная кровь.
Ладно… пусть грызутся. Подольше бы!
А тевтонская «свинья» всё проламывалась вперёд. Разбивая рыло, царапая бока. Теряя отдельных всадников, но не замечая потерь.
Защитники Сторожи напирали. Они входили в колышущуюся ряды завывающей нечисти, как раскалённый нож входит в слой белёсого жира. Но ведь когда жира много и когда он лежит плотными слоями, даже горячий нож рано или поздно остынет и остановится.
Упырей было много. Слишком много.
Они тонули в вязкой упыриной массе и пропадали в ней безвозвратно. Они отчаянно барахтались. Они всё ещё рвались к ущелью, но заветная горловина была ещё далеко.
Конный клин уже сделал невозможное. Прорубив широкую просеку, он прошёл через бесчисленное воинство Чёрного Князя добрую половину пути.
Но оставалась ещё одна половина. И дальнейшая дорога будет многократно труднее. И стоить она будет большей крови. Быть может — всей их крови. И живой крови и той серебряной водицы, что течёт в жилах Бернгардовых мертвецов.