Рудная черта

Не вышло. Рослые рыцарские кони со всех сторон стискивали низкорослую степную лошадку. Мохнатая кобылка злилась, кусала кольчужные попоны, однако преодолеть сопротивление не могла.

— Нельзя оставлять их там… так… — прохрипел Всеволод. — Нужно помочь, Бернгард, слышишь, вытащить нужно, чтоб дальше… вместе…

— Пустите! — требовал взбешённый юзбаши, размахивая над головой обнажённой саблей. — Выпустите меня!

— Всеволод! Сагаадай! — их оборвал не Бернгард — Бранко. Волох говорил громко, горячо и негодующе. — Здесь от нас проку не будет. Здесь мы уже не поможем ничем и никому. Но в наших силах ещё добраться до Шоломонара. Его змей упал где-то у входа в ущелье, и Чёрный Господарь сейчас на земле. Так неужели вы предпочтёте умереть здесь бессмысленной и никчёмной смертью, когда есть шанс отомстить?!

О, месть — сладкое чувство. Особенно когда ничего другого не остаётся. Что ж, в словах Бранко имелся смысл. А главное, в них было оправдание. Тому, с чем предстояло смириться. На что предстояло пойти.

Красивое оправдание своей и чужим смертям.

— Ну, так что? — Бернгард сквозь прорезь забрала глянул на Всеволода, на Сагаадая.

— Едем, — процедил Всеволод. — Вперёд…

Сагаадай молча, с натугой, словно шею степняка свело судорогой, кивнул.

— Только пусть твои мертвецы расступятся, — потребовал Всеволод. — Теперь я хочу быть впереди.

И даже не в хотении тут дело. Просто он должен быть сейчас впереди. Раз уж дружинники, оставленные воеводой, гибнут сзади.

— Но твоя кровь, русич…

— Плевать! Или я выхожу вперёд, или мне в этом строю делать нечего.

Бернгарда, явно, не устраивал такой поворот. Но и выбора у магистра не было. Как и времени для препирательств.

— Пусть будет так, — помедлив полсекунды, глухо отозвался он.

— Я… — вскинулся, было, Сагаадай.

— Хорошо, — нетерпеливо оборвал степняка Бернгард. — Ты тоже выйдешь вперёд. Но раз уж на то пошло — я встану с вами.

Команды тевтонского магистра прозвучали громко, кратко и чётко. Отсечённая «свиная» голова перестраивалась быстро, не прекращая боя. Поредевшая мёртвая дружина расступилась впереди, чуть подалась в стороны и чуть сползла назад.

Из притуплённого, побитого «рыла» выдвинулось новое. Меньше, уже, острее прежнего.

Хищнее.

Свою малую «свинью» из головы большой они выстроили в считанные мгновения. Теперь впереди было только три всадника. За ними — четыре. Дальше — больше. Бранко, Конрад, Золтан, Раду, русичи и саксы — вперемежку. И — косые шеренги мертвецов по флангам.

Всеволод, как и требовал, оказался в первой тройке. Посередине. В этом тоже, наверное, крылась хитрость Бернгарда. Его, хоть и пустили на врага, но надёжно прикрыли с флангов. Справа — вон, лихо рубится сам магистр, слева — проворно вертится в седле и ловко машет саблей Сагаадай. У Бернгарда на левой руке — большой треугольный щит. Степняк тоже сорвал с седла круглый щиток поменьше. В общем, уберегут, ежели что, носителя древней крови.

У Всеволода щита не было. Зато имелось два клинка.

А ведь для двух мечей и простора нужно вдвое больше.

Взмах одной рукой, взмах другой.

Свист разрубаемого воздуха, брызги чёрной крови.

— Пшёл! — Всеволод двинул коня на освободившееся пространство.

Ещё сильнее заострив их малый клин. Заняв место на самом острие.

Об этом, вообще-то, уговора с Бернгардом не было. И что с того?

Вот ведь оно — то, что ему так было нужно! Чего так не хватало! Самое-разсамое то для обоерукого воя! Наивыгоднейшая позиция. Привычная. Удобная. Места много — руби не хочу. Тех, кто идёт сзади, не зацепишь. И можно вольготно, без оглядки, сечь сплеча и вправо, и влево. Как он умел, как любил.

Всеволод рубил руками, и правил конём ногами. Именно он теперь вёл за собой малую русско-тевтонскую «свинью».

— Куда, русич?! — запоздало прогудел сзади из-под шлема Бернгард.

— Впере-е-д! — ответил-приказал Всеволод.

И вновь наподдал шпорами по мокрым конским бокам. Раз. Другой.

И, навалившись животом на седельную луку, нанёс сверху, перед конской мордой, да по-над шеей, укрытой посеребрённой кольчугой, два удара.

Правой. Левой.

Будто мошек отгонял.

Посыпались срубленные когти, пальцы, руки. Брызнуло чёрное, холодное, зловонное.

И ещё — два удара. Закувыркались в воздухе упыриные головы, похожие на обросшие бледным мхом и погаными грибами пеньки. Чёрные фонтаны стали сильнее, гуще. Конь Всеволода послушно ступил на очищенный пятачок.

Их, как выяснилось, оттеснили уже довольно далеко от бившихся в глухой обороне основных сил. И это — то самое худо, которое не без добра. Не столь велики ещё были здесь груды порубанной нечисти. Конь Всеволода легко перемахнул через мягкую, скользкую, проседавшую под копытом преграду.

Сзади рокотал из-под забрала Бернгард, призывая мёртвых и живых всадников не отставать от обоерукого мечника.

Всеволод назад не смотрел. Сейчас он смотрел только…

— Вперёд!

А когда впереди возникала змееподобные руки и уродливые морды с раззявленными пастями, он рубил снова и снова. Всё рубил. Руки, морды, пасти…

Одни упыри падали, на их место вставали другие. Но всё же не так скоро вставали, как мелькали в воздухе длинные мечи обоерукого всадника.