Полторы сотни партизан залегло у моста. Они притаились в окопах и ямах, обтыканных молодыми елочками и ветками ольхи. На правом фланге командовал Соловей, на левом — Драпеза. Впереди, за полверсты от них, дорогу перехватил отряд Левкова. Председатель ревкома наказал: без его команды никто не имеет права даже пошевелиться. Пахло сырой землей и мхом. От напряженного ожидания подрагивали челюсти и пальцы. Обостренный слух улавливал каждый шорох и звук.
Топот нарастал и приближался. Зацокали подковы по мосту, глухо застучали сапоги. Легионеры намеревались внезапно взять Рудобелку, занять волость, а что делать дальше, каждый знал сам: плетки были со свинчаткой, шомпола — при каждом карабине.
Впереди рысцой трусила конница. На козырьках конфедераток поблескивали окантовки, позвякивали длинные изогнутые палаши, поскрипывали седла, сопели сытые кони. На мосту конники сняли карабины. Пехотинцы сделали то же самое. По обе стороны дороги, сразу за рекой, начинался густой ельник, а чуть поодаль — дремучий бор. Рассыпаться цепью по лесу было боязно, пугала и лесная дорога. Потому, видно, как-то само собой натягивались поводья, замедлялся шаг, головы поворачивались то вправо, то влево. Командир с биноклем на шее отъехал в сторону, пропуская своих солдат, и подгоняя их короткой командой: «Прэндзэй, панове, прэндзэй!»
Когда мимо него прошла последняя шеренга пехотинцев, он пришпорил сивого, в яблоках, коня, но не очень-то спешил на свое место впереди отряда. Ехал сбоку колонны, вглядываясь в заросли. В лесу было тихо, только медленно и лениво покачивались и чуть слышно шумели верхушки сосен. Притихли и легионеры. Чавкали копыта и подкованные сапоги, кроша наст и тонкий ледок на лужицах. Что-то застучало совсем близко. Похоже, дятел… Закричал ворон на сухой елке. Повеселели молодые краснолицые уланы и легионеры: лес как лес, и зря стращали их поручики и капралы, будто за каждым кустом сидят «бандиты».
У самой дороги стояло несколько штабелей дров. И вдруг из-за них прямо в лоб колонне ударил залп. Передние кони взвились на дыбы и осели, свалился на землю один, второй, третий улан, задние наскочили на них, залязгали затворы карабинов. Но куда стрелять, никто не знал, палили в дрова и просто в белый свет.
А раненые уланы и кони падали один за другим. Легионеры бросились с дороги в лес, и тут с двух сторон, из ям и окопов, прикрытых елочками и кустами, грянули выстрелы. Валились на землю не только убитые, слетели с испуганных коней и живые. Они отползали за толстые стволы деревьев и беспорядочно отстреливались. Ломая сучья, по лесу носились ошалелые кони без седоков. Казалось, стреляет каждое дерево и куст, пули взвизгивают откуда-то из-под земли. Конница и пехота оказались в огненной западне. Одно спасение — назад, на мост. Наугад стреляя в лесную чащу, налетая на своих, мчались ошалевшие и охваченные паникой уланы к Птичи. К мосту ринулась беспорядочная толпа пехотинцев, их к поручням оттесняли конники. С правой стороны затрещал пулемет. Легионеры, переползая от куста к кусту, приближались к реке. Как только конники доехали до середины моста, с той, их стороны полетели гранаты. Вздыбились лошади, поднялись торчмя доски разбитого настила, а сзади напирали и напирали раненые и смертельно перепуганные солдаты.
Заскрипели подгнившие перила. На потрескавшийся, набрякший лед сорвался конь, шмякнулся и не встал. Силился, мотал головой, но так и не сдвинулся с места. Под ним оседал подмытый лед, бурлила черная вода. Без конфедератки и карабина вывалившийся из седла улан пополз по льду. Из-за кустов на мост упало еще несколько гранат. Разрываясь с грохотом и свистом, они застилали дорогу дымом. Западня захлопнулась.
Настил моста разнесли в щепки гранаты, тлели перила и просмоленные торцы перекладин. Командир орал на пехотинцев и размахивал плеткой. Солдаты обломками досок наспех латали дырки в мосту, чтобы хоть по одному можно было перебраться на ту сторону.
Стрельба прекратилась. Партизаны берегли патроны. Стоило им только секануть из пулемета по мосту, чтоб уложить всех. Но это был бы уже не бой, а расстрел.
Соловей из своего окопа следил, как ходуном ходят кусты на противоположном берегу, и радовался, что уже никто не найдет тех косарицких хлопцев, что бросали гранаты, принесенные из Гайлисовой кузницы.
К полудню все стихло. Легионеры переправились на другой берег, поставили возле обгоревшего моста часовых.
На дороге и в лесу партизаны собрали около тридцати карабинов, сабли, сняли с убитых полные подсумки, ловили испуганных, разбежавшихся по ельнику лошадей.
Когда стемнело, перенесли трупы к мосту. На картоне, прикрепленном к столбу, написали: «Забирайте своих несчастных вояк и не гоните других на погибель. Дорогу на Рудобелку забудьте навсегда». И подписались: «Ревком и подрайонный комитет РКП».