Рука и сердце [сборник litres]

После дядюшкиного отъезда я от нечего делать стал наблюдать за дамами, повсюду увиваясь за ними, словно маньяк, и даже их неприкрытая досада, вызванная моей назойливостью, не могла отрезвить меня. Однажды мне повезло оказаться поблизости, когда на них чуть было не набросился бык (в те времена пастбища не огораживали, и дамам угрожала нешуточная опасность, не зря они испугались). Это далеко не самый важный эпизод в моем рассказе, и я упоминаю о нем не для того, чтобы порисоваться в роли спасителя, а лишь для того, чтобы объяснить, с чего началось наше знакомство; и если я настойчиво искал его, то дамы согласились на него с большой неохотой, единственно под давлением вышеупомянутого обстоятельства. Боюсь, теперь я не скажу вам наверное, когда мое неуемное любопытство перешло в более нежное чувство, знаю только, что недели через полторы после дядюшкиного отъезда я был уже страстно влюблен в «госпожу Люси», как называла ее компаньонка, тщательно избегая любых фамильярных обращений, подразумевающих равенство статуса. От меня также не укрылось, что пожилая дама, миссис Кларк, сперва явно недовольная моим вниманием, скоро сменила гнев на милость и даже воодушевилась, видя мое искреннее расположение к девушке. Судя по всему, тяжкое бремя единоличной заботы угнетало ее, и она не скрывала своей радости, когда я появлялся у них на ферме. Она, но не Люси. А между тем я никогда еще не встречал девушки милее, хотя во всем ее облике сквозило уныние и она робела и чуралась меня. С первого взгляда на нее я понял: что бы ни было причиной ее несчастья, в том нет ее вины! Мне стоило большого труда вовлечь ее в беседу, но если она, забывшись на миг, отвечала мне, на ее лице отражался тонкий ум, а ее ласковые серые глаза, когда они ненадолго встречались с моими, светились такой серьезностью и доверием!.. Я находил любой предлог, лишь бы увидеться с нею. Чтобы доставить удовольствие Люси, я собирал полевые цветы; придумывал все новые и новые прогулки по живописным местам; вечерами неотрывно смотрел на небо, мечтая о том, что какой-нибудь необычайный красочный эффект даст мне повод выманить миссис Кларк и Люси из дому – мы вместе взойдем на холм и будем любоваться бескрайним пурпурным сводом над головой…

Мне казалось, что Люси знает о моем чувстве, но по неведомой причине склоняется к тому, чтобы отвергнуть меня; потом вдруг я замечал – или только воображал, – что сердце ее говорит в мою пользу, что в душе ее идет борьба, и в такие (отрадные для меня) мгновения я мысленно умолял ее довериться мне и облегчить душу, даже если бы за ее душевный покой мне пришлось принести в жертву счастье всей моей жизни! Мне невыносимо было видеть, как ее бледное лицо делается еще бледнее, печаль – безысходнее, хрупкость – беззащитнее. Должен признаться, что в те достопамятные дни я написал дядюшке и, ничего не объясняя, испросил его разрешения продлить мой отдых в Харрогейте. Судите же, какую нежную заботу питал он ко мне, если уже через несколько дней я получил от него письмо с самым великодушным согласием и всего только с одним условием – соблюдать осторожность и в жаркую погоду не слишком себя утомлять.

Однажды теплым, душным вечером я, по своему обыкновению, явился на ферму. Оба окна их маленькой гостиной на первом этаже были открыты, и когда я огибал угол дома, из первого до меня донеслись голоса, и я отчетливо увидел Люси. Но когда я вошел (наружную дверь в течение дня держали открытой настежь) и постучался к ним, то застал одну миссис Кларк – она суетливо и, по видимости, бесцельно перебирала какое-то рукоделие, разложенное на столе. Я инстинктивно почувствовал, что мне предстоит важный разговор, что настала пора прояснить истинную цель моих визитов. Не скрою, меня обрадовала возможность высказаться начистоту. Мой дядя не раз намекал, что мечтает дожить до того дня, когда я приведу молодую жену, которая оживила бы и украсила собой наш дом на Ормонд-стрит. Дядюшка был богат, и я знал, что со временем унаследую его состояние, но уже и теперь я пользовался в адвокатских кругах неплохой репутацией для человека моих лет. Иными словами, со своей стороны я не видел препятствий. Другое дело, что моя избранница была окутана тайной; ее настоящая фамилия (я не сомневался, что «Кларк» не более чем фикция), ее происхождение, ее прошлая жизнь – все скрывалось под покровом неизвестности. Но ее добродетельность и чистота не нуждались в доказательствах, ибо я твердо верил в ее невинность, хотя и отдавал себе ясный отчет в том, что мне придется узнать какую-то горькую правду о причине ее скорбного уныния; и все же я без колебаний готов был разделить с нею ее невзгоды.

Миссис Кларк начала разговор с таким видом, словно отважилась наконец снять камень с души.