Джин ответила слабым голосом:
– Что ж… индейцы умели любить. Значит, так пели шошоны? А что бы спел чероки?
Гай заглянул в глаза девушки и, не веря своему счастью, с запинками пробормотал:
– Я пел… читал про себя… стихи чероки, но прямо сейчас не могу произнести эти строки, потому что они слишком хвастливые… это песня счастливого любовника, одержавшего победу… – Гай встал, следуя немому призыву ее глаз.
– Спой ее прямо сейчас, – попросила Джин. – Гай, иди ко мне… Спой ее прямо сейчас… Гай!
И он спел хвастливую песню индейцев чероки, но только чуть позже.
Алфабет Хикс
Если бы Джудит Данди не посмотрела на карточку с фамилией таксиста, прикрепленную к приборной панели, возможно, со временем ей удалось бы найти другое решение своей проблемы. А возможно, и не удалось бы.
Взглянуть на карточку ее заставил незначительный инцидент, произошедший, когда такси остановилось на светофоре на перекрестке Пятидесятой улицы и Парк-авеню. Трое-четверо пешеходов бросили взгляд в сторону такси удостовериться, что оно затормозило, и внезапно лицо одного из них, хорошо одетого представительного джентльмена, торопившегося, скорее всего, на заседание совета директоров, радостно просияло. Сойдя с тротуара, представительный джентльмен подошел к такси, поздоровался за руку с таксистом и тепло приветствовал его, точно одного из членов совета директоров:
– Привет, Хикс! Как дела?
Это было первым и последнем появлением представительного джентльмена в жизни Джудит Данди, и тем не менее за это короткое мгновение он успел сослужить ей хорошую службу. Оторвавшись от горестных размышлений, связанных с той кашей, которая заварилась вокруг нее, она внимательно посмотрела на карточку на приборной панели и увидела имя: «А. Хикс». Инициал «А.» направил ход ее мыслей в новое русло, пробудив смутные воспоминания, постепенно всплывавшие по мере того, как такси, тронувшись с места, покатило дальше по городу.
Джудит Данди вспомнила золотисто-карие глаза, которые необычным блеском и формой век походили на кошачьи или тигриные… а также статью в журнале о нем, которую она читала примерно год назад, и биографическую заметку в «Нью-Йоркере»… юридический факультет Гарвардского университета… драматическое лишение адвокатского статуса в первый же год практики… покрытые мраком несколько последующих лет… ночной сторож… охранник в метро… знаменитое дело Харли… девушка с бельевыми прищепками на пальцах рук и ног…
Садясь в такси на Сороковой улице, Джудит Данди была настолько погружена в себя, что не удосужилась взглянуть на водителя; сейчас же, когда такси остановилось перед многоквартирным домом на Парк-авеню в районе Семидесятых улиц, она не вышла из автомобиля, хотя стороживший вход алебардщик, пусть и без алебарды, услужливо открыл для нее дверь. Наклонившись к переднему сиденью, Джудит Данди спросила:
– Мистер Алфабет Хикс?
Таксист повернул голову, и Джудит Данди увидела его лицо… и золотисто-карие глаза, такие же удивительные, какими они ей запомнились.
– Стало быть, вы теперь водите такси? – ляпнула она первое, что пришло в голову.
– Нет, – ответил Хикс.
– Я сморозила глупость. – Она нервно рассмеялась, кивком отказалась от помощи швейцара, который, поспешно закрыв дверь автомобиля, вернулся на свой боевой пост у входа в дом, и продолжила: – Вы, конечно, меня не помните. Около года назад – вы тогда работали в какой-то компании, связанной с деревьями, – я прочла о вас статью и пригласила в качестве знаменитости на ужин, но вы тогда не пришли…
– Данди, – произнес Хикс.
– Значит, вы все-таки помните?
– Нет, просто сказал наугад. Там, сзади, автомобиль хочет встать на это место.