Руки моей не отпускай

Она сидела в своем кресле с резной высокой деревянной спинкой, курила крепкие сигареты «Житан» без фильтра, которые ей поставляли по какой-то неведомой договоренности через французское посольство, и давала едкие, жесткие оценки, микшируя в речи литературный высокопарный слог прошлого века с современным сленгом и завуалированным матом, преподнося каждое свое высказывание в неизменно ироничном тоне, не забывая иронизировать на свой счет в первую очередь.

Костик свою Милену обожал, во многом переняв у нее манеру изложения мыслей и построения фраз, а также смелость жить, ничего не боясь и ни на кого не оглядываясь, ломать все стереотипы, получая истинное удовольствие от того, чем занимаешься, от дела, которое делаешь.

Он отлично понимал, о чем и по какому конкретному поводу закатывают истерики его родители, пытаясь всеми способами: уговорами, увещеваниями, продуманными шагами и акциями – предотвратить его совместную жизнь с Женечкой.

Все дело в обыкновенном прямолинейном и банальном расчете. Последние годы Милена все прибаливала, заходясь приступами хронического бронхитного кашля в отбитых на пытках и промерзших в холодной сырой тюремной камере легких, когда отказывалась подписывать доносы на родного мужа и друзей, в легких, отягощенных многолетним жестким куревом, все чаще подскакивало ее давление, кружилась голова и накатывала слабость. И вся родня прекрасно понимала, к чему стремительно и неотвратимо идет дело.

Вот здесь и была чистой воды выгода, которую не собирались упускать Костины родители, – все дело в том, что Милена Валерьевна жила в шикарной представительской четырехкомнатной квартире в старинном здании, с офигенным метражом, одна кухня в которой была двадцать квадратов и потолки больше трех метров, на проспекте Мира в районе ВДНХ. И она являлась единственной квартиросъемщицей.

Разумеется, Константин, проживавший вместе с бабушкой, был там прописан, но какое это имело значение, когда его родители уже выстроили далекоидущие планы на эту жилплощадь.

Все остальные трое бабушкиных детей – два сына и дочь, дядьки и тетка Константина – давно имели свои семьи, квартиры и даже внуков, а вместе с этим звания, награды и не последние имена в науке и на мамину квартиру не претендовали.

А тут такая катастрофа! Какая-то девочка из Воронежа, не пойми что, пустое место, и Костик намерен на ней жениться и прописать в почти уже их квартире! А они ее рассчитывали отдать младшему сыночку.

Ах да, был еще младший брат Кости – Серафим, родившийся через пятнадцать лет после старшего. Родители любили его патологической, совершенно ненормальной любовью, трясясь над ним и позволяя Фимочке вытворять все, что его душа и левая или правая пятка пожелают, и выпестовали полнейшего морального урода с полным отсутствием ограничителей в голове.

И Фимочка любименький, сюсюшечка родненькая, в свои десять лет решил, что он, когда вырастет, хочет жить в бабкиной квартире. И ткнул в нее, в квартиру то бишь, пальчиком, как в игрушку в «Детском мире».

Милена же, расхохотавшись этому маразму, не утруждая себя политесом и соблюдением манер, посмеиваясь в лицо сыну с невесткой, примчавшимся уговаривать маман не делать глупости и не позволить делать их Костику, показала им смачную фигу, сверкнувшую веселым солнечным зайчиком на алом лаке большого пальца, и послала по матушке, уверив, что пропишет девочку и правнука или правнучку, ребенка, которого ребята быстренько заделали, поэтому и поженились без всяких проволочек и чьего бы то ни было дурного вмешательства, уж на это ее жизни хватит!

И прогнала сына с нелюбимой невесткой, категорически отказав им от дома.

Про ожидаемого ребенка было чистейшей правдой – молодые в своей любви-страсти были столь неосмотрительны, что «залетели» уже через месяц.

Милене хватило здоровья дождаться рождения правнучки, которую назвали Асей, но фамилию дали матери – девичью, руководствуясь какими-то своими резонами, и прожить еще год, наслаждаясь общением со смышленым младенцем.

А после смерти Милены Жене надо было возвращаться из академического отпуска на учебу, Костя, защитив кандидатскую диссертацию, погрузился в науку и зарабатывал совсем скромные деньги, нанять няню они не могли, а заниматься ребенком в Москве было некому – его родители и младший брат категорически отказались от родства с Константином и его женой и с сыном больше не общались. Как и вся остальная купеческо-чиновничья родня по линии мамы.

А родственники с отцовской стороны, с которыми у Кости сложились как раз таки, наоборот, прекрасные родственные отношения, помочь не могли в силу своей невероятной занятости, да и наличия собственных бытовых проблем.

И Асю, когда девочке исполнился один годик и мама отняла ее от груди, отвезли в Воронеж, к родителям мамы и к бабушке Евгении.

И все. Теперь жили так – родители в Москве, изредка наезжая, как дорогие столичные гости, а дочка Ася в Воронеже росла себе в полноценной любящей семье.