Руки Орлака

Вассёр был шестым убийцей, которого мсье Эдуар Орлак вынудил предстать перед судом во время этого заседания химерических присяжных.

На вопрос: «Мог ли кто-то прятаться в одном из предметов мебели?» – медиумы ответили, что не знают. Но Куэнтр сказал:

– Преступник вошел через дверь, после того как вырубил электрический ток. Чтобы в комнату не проникал свет, вход в гостиную был завешен плотной тканевой портьерой; впрочем, в вестибюле и так уже было темно. Что касается шума, который он мог произвести, открывая входную дверь, то его, вполне вероятно, заглушил какой-нибудь проезжавший по мостовой автомобиль. Затем этот человек прокрался за кресло мсье Орлака. Там, натерев руку и нож фосфорным мелом, он дождался, пока вызовут душу Вассёра и…

– А как насчет отпечатков пальцев? – напомнил мсье Буркрен, изобразив указательным пальцем револьвер, который он навел на инспектора. – У него на руке была перчатка?..

– Естественно.

Это слово – «естественно» – в четырех слогах определяло метод Куэнтра. Инспектор сразу же отбрасывал все то, что, по его мнению, естественным не являлось. Я сомневался лишь в том, позволяет ли его образованность безошибочно делить все гипотезы на естественные и неестественные.

Медиумы согласно кивали. По их искреннему убеждению, ничто не являлось более правдивым, чем то, что инспектор считал ложным, – и их было трое против одного!

После этой троицы свидетельские показания давали и другие медиумы, бывавшие в небольшом особняке, – тоже безрезультатно.

Стефен пересказал мсье Буркрену все, что знал. Благодаря Розине, которая его наставляла, показания пианиста выглядели правдоподобными. Он и вправду был столь взволнован, что мог бы рассказать судье невесть что, если бы жена, понимая его состояние, не потрудилась незаметно подбодрить его и доказать мужу, что он никоим образом не причастен к смерти отца. Впрочем, ей оказалось достаточно сделать упор на подробном описании преступления для того, чтобы Стефен вырвался из тисков наваждения и признал необоснованность своих страхов.

Он лишь заметил:

– Зря я рассказал мсье Куэнтру о консьержке. Она, конечно же, видела, с каким озабоченным видом я вышел из дому, и если ее допросят…

– Никто не станет ее допрашивать! – уверенно заявила Розина.

Разумеется, она была совершенно спокойна насчет невиновности – абсолютной невиновности – Стефена в этом деле, но поговорить с ним начистоту не решалась, ибо он все еще не знал о происшествии с украденными украшениями, замененными визитной карточкой банды «инфракрасных», а затем загадочным образом возвращенными вместе с другой такой же карточкой. Не ведал он и о появлениях Спектрофелеса. С другой стороны, Розина, лишь прибегнув к хитрости, нашла еще три ножа, помеченные знаком «X», и ей совсем не хотелось признаваться в устроенном ею тайном обыске комнаты рук. Наконец, она не собиралась расстраивать мужа намеками на этот секрет, который он просил ее уважать.

Из-за необходимости скрывать все это Розина ощущала постоянный дискомфорт. Она проклинала судьбу, принуждавшую ее, такую искреннюю, к лицемерию. И она лихорадочно пыталась понять, что связывает между собой эти костюмированные убийства и все те загадочные феномены, которые вот уже несколько месяцев появлялись в ее жизни.

Какая связь могла быть между Саром Мельхиором и Спектрофелесом? Между Спектрофелесом и удушением шевалье спектрофелическим манекеном? Между этими каким-то образом появившимися у Стефена кровавыми ножами, помеченными цифрой «X», и убийством мсье Эдуара Орлака, заколотого похожим ножом? Между кражей украшений на улице Гинемера и не менее необъяснимым проникновением в сейф на улице Асса, где ничего не пропало? Результатом чего является то необычное умственное расстройство, которое сейчас наблюдается у Стефена, – из-за монжеронской катастрофы или же трепанации? Как мог проявиться тот поразительный сон, тот экстериоризированный кошмар Стефена? Что произошло в скором марсельском поезде?.. Кем были этот призрак, этот маг, эта кукла, эта банда, эти Десять?.. Преступления никак не объясняли анонсировавшие их знаки; новые тайны добавлялись к тайнам прошлым, отнюдь не проливая на предыдущие света.

Розина наблюдала за Стефеном. Ходом расследования он, похоже, был удовлетворен, но ничто не могло развеять его ипохондрии. Когда ростовщик, прознав, что пианист вскоре унаследует крупную сумму денег, поспешил продлить срок займа, Стефен поблагодарил его за эту любезность мрачным и язвительным тоном.

Между тем, благодаря очевидным фактам и прекрасной репутации музыканта, подозрения, вызванные его поведением, рассеялись.