Руки, полные пепла

Когда умирает божество, вспыхивают даже погребальные цветы. Оставляя лишь пепел и прах.

Осирис.

Он подошел темным ощущением болезненной смерти, разрытой земли, пещеры, ставшей братской могилой. Столетиями, которые даже кости обращают в прах.

Все невольно отпрянули – даже Гадес.

Осирис опустился на колени, одним движением, как топор палача на плаху.

– Сети, – его слова предназначались только одному из них. Слова, которые сочились силой. – Сети, ты не умрешь сегодня.

Софи показалось, она услышала «Ты мой брат», но позже не могла с уверенностью сказать, эти слова действительно прозвучали, просто отозвались внутри ее сознания или их никогда и не произносили.

Осирис что-то сделал. Софи не могла распознать, не была уверена, что поняла бы, даже будучи богиней Персефоной. Осирис сделал что-то отличное от всего, что когда-либо делали боги.

А потом она поняла: Осирис поделился частью своего бессмертия, частью собственной сущности.

Поднялся и посмотрел на Гадеса:

– Ему будет больно сегодня. Моя сила слишком отличается от его. Но он должен остаться в этом мире.

Софи не знала, что имеет в виду Осирис: в этом мире в смысле нельзя в Подземный? Или так он говорит о том, что Сет не должен умереть?

Гадес только кивнул. Посмотрел на ровно задышавшего Сета, поднялся. Он оставался твердым и как будто спокойным. Только Софи, чьи ладони все еще касались Гадеса, ощущала, как он едва заметно дрожит.

– Зевс, – Гадес разрезал воздух словами, будто клинком. – Займись Оружием и Фенриром. Ты можешь перенести нас к Сету?

– Конечно. Борей сделает. В саму квартиру не сможет, но рядом.

Софи казалось, этот вечер бесконечен. Но им не пришлось возвращаться сквозь весь Лондон, хотя она почти не запомнила, как они снова оказались в квартире Сета, как она осталась в своей комнате, когда Гадес отнес Сета в спальню и остался с ним и Нефтидой.

Софи хорошо запомнила только крики, полные боли, как будто живое существо медленно разрезали.

Поэтому, когда глубокой ночью к ней постучался Амон, она впустила его. Он казался измученным и явно еще не спавшим.

– Анубис хотел быть тут, но Осирис не позволил. А я… я не могу больше слушать, как он кричит.

Софи подвинулась на кровати, и они с Амоном сидели рядом, накрывшись одним одеялом, как брат с сестрой. И до утра слушали крики сквозь тонкие стены.

16

Персефона перебирает украшения в резной шкатулке. Бездумно касаясь пальцами серебряных завитков и гладкой поверхности камней. Аид видит ее отражение в темном зеркале, ее задумчивость. Он подходит сзади, кладет руки ей на плечи. Целует в макушку.

– Может, нам стоит смириться с циклом? – неожиданно говорит Персефона. Смотрит на отражение Аида.

Он хмурится.

– Мы сопротивляемся, – продолжила Персефона. – Ищем выход. Но вдруг его нет?

– Ты предлагаешь сдаться?

Она медлит. Кивает. На ее лице отчаянье и боль. И Аид твердо произносит:

– Нет.

Гадес удержался от того, чтобы довольно зажмуриться, смакуя горьковатый кофе Амона. С привкусом миндаля и корицы, хотя сложно сказать наверняка, что туда подмешивается. Но за последнее время этот вкус уже стал чем-то, напоминающим об уюте.

Амон сидел напротив, задумчиво пил свою порцию и сегодня не казался лучезарным. Хотя обычно даже в хмурый промозглый день, нависавший за окнами тучами, Амон освещал кухню особым теплым сиянием. Или так хотелось верить Гадесу.

– Что в Подземном царстве? – спросил Амон. Он явно не спал сегодня, выглядел необыкновенно хмурым и растрепанным.

Рано утром Гадесу пришлось отправиться туда, наводить порядок среди вернувшихся эриний и кер, а заодно уточнять у Харона, все ли в порядке. Но тот заявил, что этим вечером и ночью в Подземном мире было абсолютно спокойно. Что, правда, не убедило Гадеса, и он проверил сам.

И рассчитывал поговорить с Танатосом, которого так и не удалось поймать на приеме. Но Харон заявил, что Танатос у них не появлялся – хотя и не скрывался, будучи там, где сейчас собралось большинство богов, – рядом с Зевсом и пойманным Фенриром.

– Все спокойно, – коротко ответил Гадес. – А тут? Зевс не звонил?

– Пытается разговорить Фенрира, но тот вроде как молчит.

– Я поеду к ним и сам все выясню.

– Я с тобой.

Гадес в удивлении приподнял брови: слишком серьезным казался Амон, до этого не очень-то желавший принимать участие в расследовании.

– Фенрира я никогда не знал, – пожал плечами Амон, и в этом жесте оставалось что-то прежнее, беззаботное. – Хочу посмотреть на Оружие Трех Богов, все-таки я один из немногих, кто видел подобную штуку. Хоть и мало что знаю. Но я вызвал Тота.