Рукопись Бэрсара

– Ты – мой отец? – спросил и ждал в смущении и тревоге, и ему стало легче, когда Безымянный ответил:

– Нет. Я разминулся с Энрасом, – сказал ему Другой. – Я думаю, Энрас умер от пыток, и я пришёл в опустевшее тело. Не думай об этом, – велел Другой. – Похоже, что мы с тобой поладим.

– Знаешь, – сказал он, – мне снятся чудные сны. Иногда огонь, а иногда человек без лица… Всегда мы дерёмся, и он всегда меня побеждает, но я всегда дерусь до конца. Или это был ты, а не я?

– Может быть, – ответил Другой. – А что?

– Я узнал. Вот сейчас, когда ты сражался с Белой Смертью… Это было совсем как в этих снах.

– Ну и что?

– Даггар удивлялся, что они ещё живы… лишних семь лет. Потому, что ты был во мне?

– Может быть, – равнодушно ответил Другой, и Торкас подумал: ему всё равно. Но ему не может быть всё равно – разве он за этим вернулся?

– Выбрось глупости из головы! – приказал Другой. – Я в эти игры не играю, и тебе не дам. Это смерть – и скорая смерть…

– Я не боюсь смерти!

– Дурачок! Это для меня смерть только немного боли, и немного тьмы перед новой болью, для тебя смерть – это смерть. Ты мне нравишься, Торкас, – сказал Другой. – Слишком долго я был один, и мне приятно, что рядом со мной есть ещё кто‑то. Я не прочь немного продлить эту жизнь.

«Мама! – подумал Торкас. – Мама, дай мне слова, чтобы его убедить! Я совсем этого не хочу, но я унаследовал долг…»

Мальчика тянет в драку, лениво подумал он. Непросто будет его удержать. Смешно: я хочу удержаться от драки! Но в этот раз я не хочу умирать. «Почему я даю себя убивать? – хмуро подумал он. – Что будет, если теперь я не дам им себя убить?»

7. ЗАСАДА

Вот и все. Простились с Даггаром и Майдой. Простились со слугами – невидимками, которые вдруг обрели естество: один глубокий старик, двое – в тех же годах, что Даггар. Простились с Рансалою; грохнули за спиной ворота, и снова пылит заброшенная дорога, и серое небо вдали сливается с серой землёй.

Расшумелись, подумал о спутниках Торкас, рады, что выбрались из Рансалы. А Тайд молчит и поглядывает с тревогой, и Другой затих, словно вовсе исчез, но он никуда не ушёл, он где‑то во мне, и от этого как‑то увереннее и спокойнее. Все равно, как сильный отряд у тебя за спиной.

Через несколько я увижу маму, подумал он, и она сразу встала перед глазами. Девочка в чёрном со строгим и прекрасным лицом, и в глазах у неё тайна. А у Энраса не было Тайны, подумал он, почему же она его так любит? Я увижу маму, подумал он, и расскажу о Даггаре и Майде. А отец… что я должен сказать отцу? Я люблю отца и почитаю его, но мне не хочется говорить ему все…

Тишина стояла кругом – только топот дормов и звяканье сбруи. Давно уже скрылись из глаз башни Рансалы, и день наливался тяжестью и духотой. Тихий день, но внутри холодок тревоги. Острый тоненький холодок, как жало змеи.

Они ехали, день тянулся к закату, и тревога делалась все сильней.

– Что там? – спросил у Безымянного Торкас, но тот не ответил ему. И когда впереди показались люди, он тоже не дрогнул внутри. Он знает, что делает, подумал Торкас, а я не знаю, что делать мне.

Люди в серых плащах, но не горцы – другая повадка и иначе сидят в сёдлах. Их втрое больше, подумал Торкас, трое на одного, бывало хуже…

Миг – и вот мы готовы к бою. Тайд по левую руку, Кинкас – справа, остальные трое за нашими спинами. И когда они налетели на нас, мы привычно сомкнулись в круг мечей. Круг мечей, молчаливая доблесть Такемы; малое против большого – но мы стоим до конца, как стоят наши скалы.

Странный, безмолвный бой. Мы молчим, потому что наш клич – это лязг мечей о мечи, но молчат и они, только звон мечей о мечи, только хрип и стоны и редкие крики боли. Кто‑то упал позади, но я не могу обернуться. Мы ещё держим круг, нас мало, нас слишком мало, Я ошибся, подумал Торкас, надо было пробовать прорваться, вон, справа, подъезжает ещё отряд.

Он свалил того, кто был перед ним, и достал того, кто напал на Тайда. Удар! Он еле успел прикрыться, отбил, ударил, снова ушёл. Обманный выпад – и его меч яростно взвизгнул, сметая голову с плеч, но Кинкас охнул, упал – и круг мечей разомкнулся.

Он не успел почувствовать страх – Другой откинул его, как щенка; меч вдруг стал лёгким, словно тростинка, слишком лёгкий, подумал он, и больше он ничего не думал, он просто смотрел чужими глазами: не его это были уже глаза, не его это было теперь тело.

Так в сушь обходится с зарослями пожар.

Миг – и в руках у странника два меча, и то, что он делает с ними, непостижимо.

– Хей! – он врубается в самую гущу, а все остальные словно стоят, и вялые медленные удары ничем не могут ему повредить.

– Хей! – два меча вонзаются в плоть, рубят, крошат, сметают с дороги. Они бегут, но Другой быстрей, он встаёт на пути и рубит, крошит, сметает.

– Не надо! – взмолился Торкас. – Хватит! – но он засмеялся безрадостно:

– Нет, малыш! Никто не должен уйти, потерпи, – и никто не ушёл, он один стоит среди трупов, залитый кровью.

Тайд, подумал Торкас. Где Тайд? И другой глянул на скопище трупов.

– Все погибли, когда ты покинул круг!