Рукотворное море

Само собой разумеется, эта обида была ничтожна в сравнении с теми, которые пришлось ему испытать потом не раз и не два, эта беда была пустяком в сравнении с несчастьями, которые выпали на его долю, на долю близких. Тем не менее это была первая настоящая детская обида, первое детское столкновение с так называемой грубой прозой жизни, и она отложилась в его сердце большой болью.

РАССКАЗЫ О ЖИВОТНЫХ

У мужчин как-то не принято говорить, что они любят кошек. Почему-то есть представление, что мужчина должен в котов и кошек кидать сапогами. А я, например, люблю кошек не меньше, чем собак, признаюсь в этом без ложного стыда. Мне нравится их превосходная невозмутимость, их грациозность, плавность движений. Не понимаю, почему кошачья чистоплотность не вошла в поговорку. Мне нравится, как они умываются, мурлыча, нравятся их мудрые и вероломные зеленые глаза. Но больше всего, пожалуй, они привлекают меня своим изяществом. Нет, что бы вы ни говорили, кошка чудный зверь.

Ничего не было странного в том, что в детстве я любил животных. Дети добры и миролюбивы по своей природе; если попадаются среди них злые и жестокие, то такими их сделало воспитание — семья, среда, дурной житейский опыт.

Мне подарили котенка. Это был великолепный, веселый котик, серый с белым, и я очень его любил. Я называл котика Муркой. Не бог весть какое хитрое имя, но и котик был простой, только очень гладенький, чистенький, хорошенький.

К зиме он вырос и полюбил сидеть в открытой форточке, сложивши лапки, и дышать свежим воздухом. Потом он научился спрыгивать из форточки на карниз и уходить гулять по соседним крышам. Если Мурка долго не возвращался, я вставал на подоконник, просовывал голову в форточку и звал его домой. Но я не кричал обычное «кис-кис», как всюду у нас зовут кошек; я кричал ему на кошачьем языке «миау-у», и через минуту, три или пять откуда-то из темноты доносилось ответное «миау-у», несколько раздраженное или даже негодующее: «Ну, что тебе надо?» Но еще через минуту Мурка осознавал, что нарушил дисциплину, и, тихо мяукая, быстро пробегал по карнизу и прыгал в форточку, зная, что я в то же время отпряну от окна, чтобы дать ему пройти.

Летом я уехал с родителями к морю, оставив Мурку на попечении тети; она должна была и кормить его, и следить за тем, чтобы он ненадолго пропадал из дому, потому что Мурку я в те дни любил больше всего на свете.

Когда в конце лета я вернулся домой, то прежде всего спросил: «А как поживает Мурка?» И по тетиному лицу сразу понял, что случилось нечто ужасное.

Мурка пропал? Его украли?

Нет, произошло другое. На глазах у тети Мурку забили камнями дворовые мальчишки. За что? Просто так, для забавы.

Тетя не сразу мне обо всем рассказала. Сперва она сказала, что Мурка просто пропал, несколько дней его нет дома, может быть, он еще вернется. Она исподволь подготавливала меня к тому, что я больше не увижу своего кота. Но я был хитрым ребенком и однажды все-таки заставил тетю поведать все, как было.

Вот и весь рассказ о первом, ясно запомнившемся горе, связанном с судьбой животного. Меня не было при этом ужасном злодеянии, но до сих пор я отлично представляю себе: теплый московский вечер, чистенький кот, вышедший прогуляться перед ночным сном. Вот он, брезгливо перебирая лапками, встряхивая их, точно наступил в лужу, бежит к тому местечку, с которого он одним прыжком взлетает на крышу кирпичного сарая, чтобы, пробежав по ее кромке, вспрыгнуть на карниз второго этажа и по нему дойти до родного окна. И в этот момент орава мальчишек — там были и мои друзья — увидели кота и затеяли на него охоту. Один кинул камень почти не целясь, другие бросились коту наперерез. Кот заметался по двору, у него был только один путь — к кирпичному сараю, а оттуда по карнизу к своему окну Камень попал ему в лапу, а потом в другую, потом в голову, он упал, и его, лежачего, мальчишки, озверев, добили с победными воплями.

Нет, не тетя посвятила меня в эти подробности. Их я узнал от дворовых ребят, которые рассказали, какая у них была шикарная охота. Они не знали, что этот кот принадлежит мне и что я люблю его больше всего на свете. Если бы знали, наверное не стали бы на него охотиться. А может быть, их жестокость пересилила бы товарищеские чувства?

С тех времен сохранилось фото известного фотографа Паоло, имевшего мастерскую на углу Кузнецкого моста и Петровки: маленький мальчик с серыми глазами и веснушками на носу сидит, облокотясь на стол, прижимая к щеке своего Мурку; оба смотрят прямо в аппарат с красивым спокойствием молодости, не знающей вероломства, подлости и горя.