Румия

И все же это был настоящий станок — единственно ощутимая глазами и руками техника, принадлежащая навечно ремесленному училищу металлистов, пятой группе токарей.

Старостой теперь в пятой группе был Брятов. Вся группа, кроме Цобы, с этим согласилась. Да и как не согласиться? Разве Сашка Качанов сумел бы так непринужденно строить группу, водить ее в столовую и обратно, командовать: «Ать-ва!» Награды Брятова, как магнитом, притягивали ребят. А сколько в запасе у Игоря было занимательных историй! Да все про войну.

Никто из ребят не повидал столько. Самому Цобе далеко до Игоря! Да что Цоба! Ну путешествовал, исколесил десяток городов. А видал он Будапешт? Софию, Вену? Прошел ли он с войсками в солдатских сапогах по всей Европе? Где там! Видел, правда, Борька живых фрицев. Но не убивал же он их. Подумаешь, украдет что-либо исподтишка с их машины. А Брятов с ними сражался. Стрелял в них настоящими патронами из настоящего автомата. Говорит, что пистолет был настоящий, бельгийский.

А шрам на левой ноге?! Это же самое настоящее осколочное ранение. Легкое, правда, но ранение. Попробуй-ка найти во всем училище хотя бы одного раненого ремесленника.

«Жарким был бой у озера Балатон», — рассказывал Брятов.

Балатон! А то вот название еще: «Секшфехервар». Разве выдумаешь сам такое? Если воевал там, то, конечно, запомнить можно.

Что и говорить! Староста что надо. А и он вот не сумел сегодня удержать пятую в училище. Будто бы послушались его ребята. После обеда все вошли в спальню, уселись на кроватях, как обычно перед чтением книги, а потом под разными предлогами один за другим вышли во двор, там через забор и…

Сегодня еще до обеда Борька пригласил всех на берег Днестра, на пир папуасов.

Бабье лето лениво гнало в воздухе бесчисленные нити паутинок. Утерявшие летнюю краску сады роняли последние покоробленные и пожелтевшие листки. Но кое-где все же острый мальчишеский глаз различал на ветке не замеченный сборщиками плод. Раз-два! Прыжок через покосившийся плетень — и вот чуть сморщенное, но прямо-таки сахарное яблоко хрустит на крепких зубах.

А на прибрежных огородах и особенно на этом, далеко врезающемся мысе, который Борька окрестил «островом папуасов», оставалось множество моркови, свеклы, переспевших арбузиков и, что самое ценное, засохших, твердых как камень, кукурузных початков. Ребята разводили костры. Сизый дым стлался над рекой и медленно уплывал вслед за течением к городу. Кукурузу пекли прямо в бурой шумящей обертке. А когда развертывали обуглившиеся листья, зерна пахли дымом и кипяченым молоком. Черные от сажи, присыпанные пеплом, они казались необыкновенно вкусными. Кое-кто, найдя жестяную банку или кусок листового железа, сооружал что-то вроде жаровни. Поджаренные зерна разбухали и с треском лопались, открывая белую и мягкую, как вата, сердцевину.

Ребята с черными от сажи губами громко чавкали, жевали горячие зерна и мысленно благодарили Борьку за такое угощение.

И вот, когда пиршество было в самом разгаре, на берег из-за деревьев выбежал Спирочкин.

— Ребята, наших бьют! На подмогу! — кричал он, утирая кровь под распухшим носом. Ребята вскочили, торопливо дожевывая зерна.

— Где? Кого? Кто?

— Меня! Не видите, что ли? Фэзэошники, вон там, за кустами!

— За что же это они тебя? — раздались уже более равнодушные голоса. — Опять, наверное, задирался? Погоди, еще не так влипнешь.

— Я хотел кукурузы наломать, а они — драться, — захныкал Помидор. — И такие гады: сто человек на одного. Если бы один на один…

— Целых сто? — усмехнулся Цоба.

— Эх, ты, молодец против овец. Вечно нарвешься, — возмущались ребята.

Но так или иначе, а надо было защищать честь ремесленного училища металлистов. И Борька дал команду:

— Вперед, румовцы!

На ходу наломали сучковатых палок, сунули за пазухи и в карманы ноздреватый ракушечник. В горячке забыли, что противник превосходит и числом и силой: десяток еще не отъевшихся румовцев против пятнадцати рослых деревенских парней из строительного ФЗО № 11.

— Помидор, дуй в ремесло! — быстро нашелся Борька. — Зови подкрепление. Живо! Остальные, ложись!

Цоба решил подождать подкрепление. Но фэзэошники уже заметили его армию и, вооружившись тем же оружием, широким полукольцом начали наступление. Стало ясно, что сражения не миновать до прихода основных сил ремесленников.

— Обороняйсь!!! — скомандовал Цоба, запуская камнем в здоровенного парня.

Но, увы, обороны не получилось. Ремесленники пустились наутек, изредка пыряя палками особо ретиво наступающих «противников».

Фэзэошники наступали стремительно. Худо приходилось мужественному заслону, возглавляемому Цобой. Верным Борькиным помощником в этом бою оказался Мишка Потапенко. Он возмущался больше всех.

— Куда ж вы тикаете, бисовы чертеняки? — кричал он вслед убегавшим. — Як бы двинуть тут гуртом, враз бы смяли!

Какой-то здоровенный парняга насел на него. Они покатились по земле.

— А ну назад! Мишка в окружении! — в отчаянии взвыл Цоба, приложив к губам вместо рупора сложенные ладони. — Назад, заячьи души! Трусовня первосортная!