Румия

Еще в упор посмотрел на комсорга и опустил глаза. Какой у Полундры взгляд: улыбается вроде, а Сашке вовсе не смешно. Стыдно только и хочется начистоту поговорить. Ну вот он, совсем не на много старше Сашки, лет на десять, не больше. Парень же совсем. И ростом невелик. Как его только во флот приняли? Добро бы широк в кости был, а то так… Мишка Потапенко, наверно, сильнее. У того шея и вообще… мускулы. А у Кольцова бушлат матросский висит как-то и шея тонкая, гусиная, даже из-под тельняшки выпирают ключицы. И нос острый, и чуб вьется острыми колечками, а взгляд… вот он, буравит с улыбочкой. И в душу к Сашке от этого взгляда тревога забирается, и хочется убежать на свою постель, спрятаться под одеяло.

— Вид у тебя того… Конечно, разговаривать с тобой толку мало. Иди спать, — неожиданно для Сашки решил Кольцов. — Завтра поговорим.

Сашка круто повернулся и, удивленный, вышел из кабинета.

Натыкаясь то и дело на спинки кроватей, отыскал наконец свою койку. Кое-как разобрал постель, лег и еще долго ворочался. В голове гудели колокола. Что-то переворачивалось в животе.

После долгих мучений Качанов уснул.

Наутро он встал с тяжелой головой и пересохшим горлом. День тянулся тягостно. А Цоба вел себя как ни в чем не бывало… Был он такой же веселый и бесшабашный, как всегда. Удивляло его только странное поведение Сашки. Подумаешь, погорел. Великое дело! «То, видать, с похмелья он такой кислый», — решил Цоба.

Качанов и правда чувствовал себя неважно. Ноги и руки были словно из чугуна, на еду даже смотреть не хотелось. «И нужно было ему это вино, — злился он на Борьку. — Лучше бы конфет понакупили. Теперь…»

С минуты на минуту Качанов ждал вызова к директору. Ведь Кольцов наверняка доложит. Время приближалось к ужину, а его все еще никто не вызывал. Сашка уже начинал надеяться, что дело обойдется без особого шума, а может, и вовсе заглохнет. Но тут в класс вбежал, как всегда, улыбающийся Спирочкин.

— Где Качан? А-а-а… — раскланялся он, увидев Сашку, и лукаво подмигнул. — Пожалте к директору. Поболтаете, вспомните боевые походы.

Сашка побледнел.

— Катись-ка ты, Помидор, подальше! — замахнулся он на Спирочкина. — А то как дам — ни один часовой мастер не соберет!

Спирочкин поспешно отскочил в сторону.

За короткий путь от класса до директорского кабинета в Сашкиной голове промелькнули разные предположения. «А, что будет, то и будет», — тоскливо решил он. Робко постучал в дверь кабинета, вошел и сразу почувствовал себя жалким. В кабинете директора сидел и Кольцов.

Павел Андреевич, не поднимая глаз, наводил порядок на своем столе. Он был сердит. Смотрел куда-то в сторону.

Чуть слышно задребезжал телефон. Директор не пошевелился. Легкий дребезжащий звон повторился. Телефон звонил настойчиво, но робко, словно боялся побеспокоить и без того сердитого директора.

— Ну, садись, — сказал холодно Павел Андреевич. — Рассказывай, как было дело.

Как было дело! Легко ему спрашивать. Сашка сосредоточенно рассматривал директорский ботинок, выглядывающий из-за массивной тумбы стола.

Кукин встал и зашагал по кабинету.

— Долго ты будешь молчать? Я жду.

— Пошел я на базар, — начал врать Сашка. — Хотел конфет купить. Потом слышу какой-то дядька кричит: «Вино, сладкое вино!» — я и подумал: «Дай попробую». А оно и правда совсем не горькое было, вроде ситро.

— Зато крепкое? — спросил Степан Петрович.

— Вышло, крепкое.

— Сколько же ты выпил?

— Целую банку, — признался Сашка.

— Повеселился, значит? Так-так… А кто из ребят еще был с тобой? — спросил директор.

— Никого. Я один, — поспешно ответил Сашка. — Надумал и пошел один.

— М-м-мда… Почему же они не шумели, а ты разбушевался?

— Так он сразу спать лег, а я… — начал было Сашка и осекся: он сообразил, что сболтнул лишнее.

— Вернулись, значит, и он лег спать. Кто же это он? — как-то совсем равнодушно спросил директор.

«Теперь начнет выпытывать. Да не на такого напал. Не выдам».

— Про товарища не говоришь? Что ж, дело твое. Настаивать не буду.

К Сашкиному удивлению, директор улыбнулся.

— Да, да. Сейчас ты прав. Пусть он сам расскажет о себе. Лучше давай разберемся в твоем проступке.

Павел Андреевич снова сел за стол, поиграл розовой прозрачной авторучкой, которая сразу понравилась Сашке. Он еще подумал: «Вот бы мне такую».

— Что делать будем с тобой? Староста в наших условиях такой же воспитатель, как, скажем, я или Степан Петрович. За тобой должна идти вся группа. Ну, а куда же ты их ведешь? На базар вино пить? Твой ночной концерт слышали многие. Не захотят теперь ребята подчиняться твоим командам. Скажешь налево, они повернут направо. Согласен?

Сашка хотел сказать, что согласен, но побоялся расплакаться.

— Теперь другой вопрос, — продолжал директор. — Нужен ли нам ремесленник-пьянчужка? Сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — угрюмо ответил Сашка.

— Так вот, Качанов. Останешься ты или нет в училище, мы серьезно подумаем. Пьяницы нам не нужны.

Плакать Сашке сразу перехотелось. Думать уже он ни о чем не мог. В голове все перемешалось. Он опустил голову и молча направился к выходу.

— Позови ко мне Брятова, — попросил директор.