Румия

Прокофий опять потер голову ладонью и, чтобы не молчать, прилепил к начатой фразе неожиданный конец:

— …жил-был храбрый царь Додон.

За дверью класса его встретили дружным хохотом.

— А ну, а ну, — приставал Спирочкин к Прокофию. — В ошень громадном домишке жил Додон? Ой, не могу. Уморил совсем! Вот уж Додон так Додон!

ЧТО МЫ ЗА ЦАЦЫ ТАКИЕ?

К вечеру ремесленники выстроились у вещевого склада. Сейчас здесь смешались форменные защитного цвета костюмы детдомовского покроя, лохмотья «путешественников» и разноцветные, приличные еще курточки и штаны детей из родительских домов.

— Иди-ка сюда, — таинственно отозвал Цоба Сашку в сторону. — У меня есть мощный план. Только тихо, понял?

— Ничего не понял.

— Видишь, какие вещички на домашняках?

— Подходящие, — согласился Сашка и тут же испугался: — Думаешь украсть?

— Да нет, — успокоил его Цоба. — Увести можно и без плана. Ты слушай. Вон на некоторых пацанах по трое штанов на каждом. Понял?

— Ничего не понял. Откуда ты знаешь?

— Знаю. Потому что обычай такой. Таскают двое подштанников, да еще верхние. Они же в сырости работают. По утрам кукуруза или виноград мокрые от росы. Одни подштанники промокнут, а другие сухие, понял?

— Ну и что?

— Вот осел непонятливый. Нужно снять с деревенских лишние штаны, обменять у этих городских на хорошие и толкнуть.

— А тем что, тряпье сдавать?

— Ты чего это, Качан, за воспитателя работаешь? — усмехнулся Цоба.

Сашка с минуту колебался. Пожалуй, попадет за этот план, да еще старосте.

— А может, ну их, а? — робко предложил он.

— Ну их, а курить чего? Да кто узнает? А хоть и узнают — не крадем. Сами отдают. Так?

Сашка промолчал.

— А ну-ка, царь Додон, скидай штаны, — грозно приступил Цоба к Прокофию.

— Как же без штанов? Замерзну, — взмолился Сырбу.

— Не трусь, — успокоил его Сашка. — Тебе одни оставим. Ты их сдашь, а получишь новые, форменные.

Сырбу, еще опасаясь подвоха, покряхтывая, стал вылезать из штанов. Штаны были из домотканого полотна, очень узкие внизу, с массой разноцветных заплаток.

— А мне дадут новые? — опять заныл Сырбу.

— Факт, дадут, — авторитетно заявил Цоба.

— Истинный бог? — потребовал побожиться Прокофий.

— Не бог, а кладовщик выдаст, баранья башка, — смеялся Борька.

— Ну и штаны! — удивился Сашка. — Я бы давно их на свистки у тряпичника выменял. — Ну ладно, скидавай!

— Не тронь пацана!

Сашка оглянулся на голос. В дверях кладовой стоял Брятов. Одет он был уже в форму ремесленника. На гимнастерке поблескивала медаль. И ремень у Игоря остался армейский — со звездой, а не с буквами «РУ». Выглядел Брятов по-прежнему воинственным, независимым и слегка равнодушным.

Сашка смутился, но на помощь ему тут же подоспел Цоба.

— Ты опять, гвардеец, суешься? Беги отсюда!

— Верните штаны! Ну! — шагнул вперед Брятов.

Тут даже Цоба оторопел. Он никак не ожидал, чтобы кто-то из его сверстников здесь, в училище, мог ему приказывать. А Игорь тем временем подошел к Сашке, выхватил штаны и кинул их Сырбу.

— Ах ты! — Цоба стиснул кулаки и ринулся на Брятова.

Тут Сашка вспомнил, что он староста. «А из-за чего была драка?» — спросят потом у него. Он встал перед Цобой и схватил его за руки.

— Не надо, Борька, слышишь?!

— Уйди! Это ему не в армии командовать.

Сашке насилу удалось предотвратить драку. Отведя в сторону Бориса, он пытался его успокоить.

— Хватит нам и этого. Подумаешь — штаны.

— Ничего, я ему еще рога обломаю, — обещал Цоба.

Друзья собрали-таки несколько пар брюк, рубах, поношенных, но еще крепких ботинок. Все это они надежно припрятали под штабелями новых сосновых досок тут же, во дворе.

— Завтра все пойдет на толкучку, — приговаривал Борька.

— Качанов! — позвал кладовщик. — Одеваться!

В кладовой пахло новым бельем, мылом, кожей. На длинных полках лежали упакованные тетради, ботинки, стиснутые в рулоны ремни.

Сашка получил новенькую форму, суконную, с синими кантами. Не выпуская из рук блестящую пряжку с выпуклыми буквами «РУ», стал торопливо одеваться.

И опять все хрустело на нем. Но теперь форма выглядела куда солиднее и красивее. Длинные черные брюки, черная фуражка с блестящим козырьком, точно таким, как у Павла Андреевича. Сашка полюбовался сверкающими молоточками. Наконец-то и у него есть такие же, как у директора! Он лихо сдвинул на затылок фуражку и подошел к Цобе.

— Ну как, подходяще?

Борька перестал зашнуровывать хромовый ботинок, выпрямился и критически осмотрел друга.

— Мощно! — воскликнул он. — Только козырек, как базарная площадь. У моряков таких нет.

Одевшись, друзья разгуливали по двору, поскрипывали новыми ботинками.

На стене здания краснели чуть заметные буквы: «Дрогобыч наш!»

— Смотри, Цыган, — указал Сашка на буквы. — Вот она, война-то, и забелить не успели.

— Тоже мне — забелить. Ты туда глянь… Вот это война! — Цоба мотнул головой в ту сторону, где в безобразном нагромождении высились кучи кирпича — это бывшее здание ЦИКа Молдавии. Среди развалин торчали, сверкая на солнце, высокие кафельные печи.

Цоба насобирал с десяток окурков. Высыпал на желтый обрывок газеты сероватый, перемешанный с пеплом табак и принялся скручивать цигарку.