Румия

У Сашки не получалось. Прежде, до встречи с Цобой, он не курил. И сейчас ему хотелось отказаться, но у Бориса был такой взрослый вид. «Наверное, потому, что он курит, — подумал Сашка, — и дым даже умеет через нос пускать».

Да и сознание того, что он уже ремесленник, можно сказать, рабочий человек, не позволило Сашке отказаться. Дым был едкий, до боли щекотал в носу и разъедал глаза. Сашка кашлял, размазывая слезы по лицу, но терпел.

— Сильно́ нас одели. Верно, Качан?

— Да, формочка что надо! — закашлявшись, ответил Сашка.

— Ты посмотри, сукно! Настоящее! Понял?! — И Цоба в который раз принимался придирчиво всматриваться в материал гимнастерки. — А ботиночки-то — хром чистейший! Со скрипом! Нет, Качан, мне в жизни такое не снилось. Небось, сотен пять стоит мой костюм… И все бесплатно. А на базаре буханочка хлеба — сто рублей! А?

— Верно, Цыган. Военных и то небось так не одевают. И что мы за цацы такие?..

ВЛИПЛИ

Неделю тому назад еще шелестели чуть пожелтевшие листья кленов, и, кружась, опускались на асфальтированные дорожки пропеллеры-семена. А сегодня и сморщенные листья, и не успевшие осыпаться семена клочьями висят на мокрых неподвижных ветках. На них бисеринками собираются прозрачные капли и нехотя падают на унылую землю, будто деревья оплакивают уходящее лето.

Сашка уткнулся носом в запотевшее оконное стекло, зевал и ругал погоду.

В тумане вырисовывался приземистый дом. На толстой антенне сидела, нахохлившись, черная ворона. Из переулка вынырнули трое мальчишек. Подбежав к крыльцу, пугливо оглянулись. Один, постарше, взобрался на крыльцо, резко дернул звонок и спрятался за угол, остальные бросились врассыпную.

«И охота им бегать в такую погоду. Сидели бы дома, — лениво подумал Сашка. — А нам тащиться куда-то». Все как-то нескладно получается. Зачем этот базар? Деньги не нужны. Есть дают вдоволь. Ну Цоба — понятно. У него натура такая — скучает, если не стащит что-нибудь. Без приключений не может. А Сашке к чему эти приключения? Ведь и в ремесленное поступил — лишь бы перезимовать, а потом в мореходку податься. У Борьки дело хуже. Его с тремя классами ни в какую мореходку не примут, даже юнгой на корабль не возьмут. Ну да не всем быть моряками. Цобе не пришлось учиться. А токарное дело ему в самый раз. Только бы не сбежал из училища.

Сашка еще тогда, в детприемнике, твердо решил увести за собой в ремесленное Борьку. Для Цобы ремесленное — новое дело. А душа его ко всему новому открыта.

Как теперь удержать Борьку в училище? Ведь за такую штуку…

Сашка — староста, а сам, как телок, — за Цобой.

— Качан, что ты там уставился в окно? — разозлился Цоба.

— Может, не пойдем? Ну их, эти шкеры, — робко предложил Сашка. — Наверно, и базара сегодня нет, слякоть такая…

— Да чего там! Было бы барахло, а покупатели найдутся. Айда! — решил Цоба.

— Без спроса? — удивился Сашка.

— Струсил? Можешь оставаться!

«Поссорится со мной и вовсе уйдет из училища, — подумал Сашка. — Может, удастся с ним потом поговорить откровенно?»

— Да я так только…

Возле училища ребята встретили плотника дядю Терентия. За рыжую бороду ему дали прозвище — Дед Мазай.

— О, соколики! — тряхнул он бородой.

— Здравствуйте, дядя Терентий, — разом поклонились ребята.

— Куда цэ вы снарядились, хлопцы? — полюбопытствовал тот.

— К тете, — не моргнув, соврал Цоба.

— А это шо? — ткнул Терентий в свертки.

— Вещи, — поддержал друга Сашка, — м-м… нам разрешили отнести их к тетке. Она у меня такая одинокая, мужа нет, детей тоже.

— Цэ вирно: одному человеку с тоски помереть можно, дюже погано, — вздохнул Терентий. — Шагайте, шагайте, развеселите старушку. Вон як вас вырядили, покажитесь ей.

— Хорошо, хоть никто другой не наскочил, а то бы погорели. Деда Мазая обвели, как рыбу, — хихикал Цоба, ускоряя шаг.

До самой толкучки ребята то и дело поглядывали по сторонам. Сашка волновался: как-никак, староста.

— Тирасполь — городок маленький, а форма у нас заметная. Враз погореть можно, — тревожно шептал он.

— Не погорим, — успокаивал его повеселевший Цоба. — Я здесь дороги знаю. Махнем через балку и сразу выйдем на Казарменный, а там до толкучки рукой подать.

Цоба оказался прав. Несмотря на сырую погоду, покупатели нашлись сразу. Борька деловито пересчитал деньги и предложил:

— Я хорошее местечко знаю, идем.

Поплутав по переулкам, друзья оказались около разбитого здания.

— Вот, — указал Борька.

Над дверью, чудом уцелевшей среди развалин, висела вывеска. «Густэрь — закусочная», — прочел Сашка.

К их удаче, у стойки посетителей не было. Тучная буфетчица налила в стеклянные банки виноградного, цвета фиолетовых чернил, вина.

— У нас в Молдавии, Качан, и свиньи пьяные ходят, — закусывая соленой брынзой, рассказывал Цоба.

— Ну, уж это свист над Волгой раздается, — не поверил Сашка.

— А ты не разговаривай. Тяни винцо — оно полезное, — подбадривал друга Цоба.

Но Сашка, обхватив обеими руками банку, рассматривал этикетку «Икра кабачковая» и никак не решался приложить к банке губы. А когда наконец хлебнул, скривился и торопливо засунул в рот кусок брынзы.