Румия

Ремесленники остановились. Утирая пот и боязливо озираясь, потянулись кучками назад.

— Ура-а-а! — загремело внезапно на высоком берегу, и к месту «боя» покатились с обрыва черные фигурки румовцев.

Окрыленные поддержкой, токари тоже закричали «ура» и перешли в наступление.

Но тут до Борькиного войска долетел голос Степана Петровича. Обогнав подкрепление, он остановился на «ничейной территории».

— Стойте! Ни с места! Кто еще раз замахнется, отведу в милицию! — громко и сурово сказал Кольцов.

— Як стоять? Воны ж тикают, — пытался обежать комсорга Мишка.

— Потапенко, ко мне! — Степан Петрович поймал Мишку за подол гимнастерки.

Тот остановился и удивленно уставился на Кольцова.

— Хиба ж можно стоять, колы наша берет? — заморгал он, прижимая к груди широченные ладони. — Та пускайте ж мий хвист, Степан Петрович!

— Все в училище, живо! — строго приказал Кольцов.

Медленно, с понурыми головами, ребята поднимались в гору к училищу. Среди ремесленников Сашка, к своему удивлению, увидел и Брятова. На щеке у Игоря ссадина. Он то и дело прикладывает к щеке мокрый платок.

— Смотри-ка, Цыган, — обратился Сашка к Цобе. — И гвардеец-европеец дрался.

— А из-за чего? — спросил Цоба и сам ответил: — Боится, чтоб трусом не посчитали. Понял?

* * *

Через несколько минут Степан Петрович стоял в кабинете директора.

— Когда же этих драчунов займем настоящим делом? — разводил он руками. — Надоело им безделье.

— Сегодня же еду в Кишинев, — отвечал Кукин. — Буду хлопотать о помещении для мастерских. Если опять ничего не дадут, возьмем эти старые конюшни, что горсовет обещал. Шут с ними. Сами переделаем под мастерские. Да и ребятам дело будет. Ты прав: иначе пропадет вся затея. Уже начинается воровство. В пятой группе пропали гимнастерки. Разберись, Степан. Нужно в корне пресечь это, пока не переметнулось в другие группы.

Степан Петрович в тот же день решил поговорить с Брятовым.

Игоря он вызвал после ужина.

— Рассказывай, что знаешь о пропаже, — сразу начал Кольцов.

— О гимнастерках ничего не знаю, но воруют.

— Как это началось? В первые дни не было.

— Не знаю. Наверное, из-за курцов. Захотелось курить, лезет в чужой карман за папироской. И поймается, так не велика беда: папироска. Попадется рубль в кармане, тащит рубль. Стали вещи прятать в тумбочки. От этого еще больше воровства. Понравилось замочки всякие хитрые взламывать. Правда, вещи пока не тащили. Детдомовцы красть не станут друг у друга.

— Но гимнастерок нет. Вор в группе.

— Не знаю. Только детдомовцы красть не станут.

— Кто же? Цоба?

Игорь помолчал. Потом тихо заговорил:

— Он сам себе на уме. Хитрый, а дальше не пойму. Не такой, как все.

— Где ж ему быть таким, как все? Три года, как жизнь советскую видит.

— И опять не ясно, чем он Качанова приворожил? За Цобой — как пристяжная лошадь.

— Этого и я не пойму, — задумчиво проговорил Кольцов. — Шарада. Поговори еще с ребятами. Надо вора найти.

— Легко сказать, — Брятов пожал плечами. — На базаре Цоба еще может, но у своих…

— А ты уверен, что он считает вас своими? Цоба не жил в коллективе. Откуда ему знать законы ваши? Там, где он воспитывался, мораль иная. Я бы, Игорь, рад ошибиться, да… сам видишь.

КТО ПОЙДЕТ В ТЕАТР

Огромный зал первого этажа решили разделить на классы. Сколько же можно на кроватях проводить уроки литературы.

Понравилась румовцам строительная работа. Десяток фанерных листов прибивается на решетчатую раму — и класс готов. Ребята сами таскали в зал фанеру, прижимали листы к рамам, а прибивали столяры — вредные дядьки. Все время подгоняют румовцев, спешат куда-то.

А как хорошо плашмя бросить фанерный лист на пол. Он плавно хлопается. А рядом еще лист, еще — и готовая сцена. Цоба дробно, как пулемет, выстукивает чечетку. А надоест пляска, токари начинают бороться. Судьи — столяры. Они аршинными рейками тычут борцов под бока и жалуются комсоргу.

В эти дни Степан Петрович и не выходит из зала: сам командует работой, сам листы таскает.

А однажды утром собрал токарей и объявил, что красить в голубой цвет новые фанерные стены будут сами ребята. Оказывается, Степан Петрович когда-то корабли красил. Он тут же рассказал, как держать кисть, как водить по фанере, чтоб ровный слой ложился.

— Какая группа к завтрашнему утру закончит покраску с отличным качеством, — сказал он, — та награждается билетами в театр. Скоро приедут московские артисты. Согласны?

Все хором согласились.

Соревноваться токари и слесари договорились честно: не воровать друг у друга кисти, краску и олифу.

Обе стороны до ужина не выкрасили и половины классов.

В красном уголке в этот вечер не было ни токарей, ни слесарей, и в спортзале кувыркались на брусьях одни электрики. Токари и слесари красили.

Красили долго. Уже и сигнал на вечернюю поверку, а почти некому строиться. Ринулся было дежурный в зал — не тут-то было. Забаррикадировались «маляры». К концу подходит работа. Кто артистов московских смотреть пойдет?

Павел Андреевич пришел, не стал тарабанить в стеклянные двери. Увидел в стороне Кольцова. Тот посмеивался молча.