Они оба были длинноволосы, косматы. Одежда их была проста, если не сказать скромна. На них не было ни шкур, ни оберегов из меха зверей, какими обряжался Эйно. На башмаках у обоих чернели пятна воды или, что было вероятнее, крови. Варежки их также были грязны, а рукава запачканы. Никто из них не походил на лося. Их обоих скорее можно было принять за проснувшихся средь зимы медведей и вставших перед человеком на задние лапы.
Ощущая себя отчаянным мышонком, прыгающим на кота, Илька коснулась своего ножа на поясе, проверяя, на месте ли он.
Мужчины молчали, переводя взгляд с Гримы на Ильку и обратно.
– Тут, кроме девки, нечего искать, – пробасил наконец один, снимая сырой плащ и бросая его на лавку.
– Да уж, – подтвердил второй.
Он шагнул ближе к очагу, точно был здесь хозяином. Огонь ясно осветил его, и Илька подскочила на ноги, отпрыгнув к стене, увешанной травами. Грима бросилась за ней следом, роняя одеяло и спеша загородить собой дочь.
– Иди сюда, цыплёнок. – Мужик страшно улыбнулся в позолоченную огнём бороду. В глазах его блестели искры.
Блоха бросилась на воина, раззявив пасть. На этот раз она кинулась на противника даже без лая. Мужчина, точно ожидая того, выбросил руку вперёд и ударил Блоху топором, лезвие которого было спрятано в деревянный чехол. Собака упала, заскулив, и воин раздражённо оттолкнул её ногой. Он принялся деловито развязывать шнур на чехле, явно намереваясь добить Блоху, и Илька закричала:
– Не трогай её!
– Чего? – Мужчина опешил. – Что ты сказала, цыплёнок?
– Я тебе не цыплёнок, – дерзко ответила Илька.
– Ты слыхал? Она знает наш язык! – Воин охнул, обернувшись на своего товарища, а после снова перевёл взгляд на девушку. – Откуда ты, цыплёнок?
– Я здесь родилась, – сквозь зубы процедила Илька, прижимая к себе мать. Она надеялась, что Грима не откроет рот и дальше будет помалкивать, чтобы мужчины также приняли её за свою.
– Хирви, ты слыхал?!
– Да слышал я, слышал, – раздражённо ответил второй.
Хирви! Илька тут же бросила взгляд на мужчину, оставшегося в дверях. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и рассматривал лук, лежащий на полу у входа. Хирви… Его имя означает «лось».
Мужчина поднял лук, вытащил из берестяного колчана стрелы и также подошёл к огню, чтобы рассмотреть находку. Илька внимательно следила за его шагом, но Хирви даже не хромал.
– Неплохие томары. – Мужчина покрутил стрелу в руках, показывая товарищу.
– Забирай, – великодушно разрешил тот и снова обратился к Ильке. – А где охотник, цыплёнок?
Илька не ответила, она неотрывно смотрела на Хирви, отламывающего от стрелы костяной томар. Древко и оперение его не устроило, а вот украшенные узором тупые наконечники для охоты на белок показались мужчине достойной добычей в этой захудалой лачуге. Девушка проглотила ком в горле, собираясь произнести то, что жалило ей дёсны.
– Я вижу у тебя рану, Хирви, – наконец промолвила она. Голос её прозвучал уверенно. По крайней мере, ей очень хотелось на это надеяться.
Мужчина отбросил стрелу и наконец поднял тяжёлый взгляд на Ильку. По нему она никак не могла понять, попала ли она в цель или промахнулась. Сказала ли Лоухи правду или соврала, чтобы потом, насмехаясь, посмотреть на её смерть?
– Я могу вылечить тебя, Хирви, – продолжала Илька, цепляясь за имя, как за разбросанный по поверхности озера плавник. – Твоя рана невелика, но опасна. Она скоро загноится и отравит твою кровь.
– Что она несёт? – подивился второй воин.
– Сам не знаю, – отмахнулся Хирви, пряча наконечник в мешке.
– Я нойта! – в отчаянии воскликнула Илька, и мужчины умолкли, нахмурив брови.
Взгляд Хирви скользнул по стенам, цепляясь за пустую ткацкую раму, серо-зелёные пуки и веники трав, висящие над головами женщин, точно кучевые облака. В доме не было даже стола. Лишь низкие сидушки у очага, лавка, лежанка на двух-трёх человек, укрытая лысеющей шкурой оленя, и многие ряды полок, заставленные горшками, мисками и берестяными коробами. Точно догадываясь о чём-то, Хирви протянул руку к ткацкой раме и протёр её запылённый бок, обнажая вырезанные ножом колдовские символы, оставленные Бабушкой.
– Юмала, – прошептал мужчина и вновь коснулся знака. Не отрывая от него взгляда, он спросил: – Как тебя зовут, маленькая нойта?
– Илька, – ответила девушка.
Грима, не понимая о чём они толкуют, прижалась к дочери ещё сильнее, услышав, как та назвала своё имя.
– Илка… – задумчиво признёс Хирви. – Кто дал тебе это имя?
– Мой отец Эйно, – с готовностью ответила девушка.
– Это его лук и стрелы?
– Нет. Это моё. – Чувствуя, как закипает в венах кровь, Илька осмелела окончательно. Она поняла, что Хирви в самом деле чем-то обеспокоен. – Положи стрелы на место. Они заговорены мной, и недоброжелателю лучше их не трогать.
Хирви неожиданно послушно положил оставшиеся целыми стрелы на лавку, однако возвращать костяной томар не стал. При этом он сохранял важный и невозмутимый вид, неимоверно раздражающий Ильку.
– Ты что-то говорила про мою рану, маленькая нойта, – напомнил он. – Мол, она опасна…
– Я могу вылечить тебя, если меня и мою семью оставят в покое. Жизнь в обмен на жизнь.