Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Духовник м. Екатерины писал дневник. И, между прочим, он занес туда размышления своей духовной дочери о юродстве. Они поражают своим здравомыслием. «Этот вопрос, – пишет священник, – хорошо разъяснила мать Екатерина. „Глупость есть грех, – сказала она, – потому что человек не пользуется даром Божиим, закопав свой талант в землю, как ленивый раб“. А о себе она сказала: „Я отказалась от своего разума – разумеется, для славы Божией, покорив Ему всю свою волю. Принесла жизнь свою в дар Богу. А Бог дарует человеку благодатный дар высшего рассуждения и прозрения. Откровение же Божие получается через молитву“».

В начале войны Гефсиманский скит был ликвидирован, и все сестры перебрались в Пюхтицы. Все, кроме Кати – ее отпустили домой, в Таллин, ухаживать за родителями. Видимо, подвиг юродства она временно прервала. Об этом нет свидетельств, но вряд ли можно совмещать юродство с опекой престарелых людей.

В том же году Катя похоронила мать. В 1948-м она похоронила и отца и после этого окончательно перебралась в монастырь.

Только что Пюхтицы простились с блаженной старицей Еленой. Мать Екатерина стала ее преемницей: взяв на себя подвиг покойной, она начала открыто юродствовать.

Подвиг м. Екатерины не остался незамеченным атеистической властью: в 1951 году ее принудительно положили в таллинскую психиатрическую больницу. Вне всякого сомнения, старице ничего не стоило блеснуть перед докторами интеллектом, высокой бестужевской образованностью и опровергнуть их представление о ней как о душевнобольной. Но именно то, что она так не поступила, и подтверждает ее здравый ум: юродивому все равно где исполнять свой подвиг, и чем невыносимее порою условия, тем большее значение для него самого этот подвиг приобретает. Доктора же, убедившись, что ее «болезнь» угрозы обществу не представляет, не посчитали нужным держать Катю в изоляции.

Возвратившись в родной монастырь, м. Екатерина продолжила юродствовать. Заслуживает внимание ее манера одеваться и питаться. Если сказать, что она ела очень умеренно, то это не даст никакого представления о ее рационе. Почти не будет преувеличением утверждать, что она совсем не ела. Катя довольствовалась буквально крохами от общей трапезы. Сахар не употребляла вовсе ни в каком виде. Вместо чая пила чистый кипяток или просто сырую воду. И это еще у нее не считалось постом! Но она часто еще и постилась! То есть вообще, значит, ничего не ела. Катя могла вдруг начать постничать в непостный период и объясняла это тем, что она-де готовится к смерти. Для сестер это было грозным предупреждением: они уже знали, если Катя так поступает и говорит, значит, быть в монастыре покойнику. И верно, вскоре кто-нибудь из сестер умирал. А то Катя начнет вдруг поститься, но говорит, что готовится к постригу в мантию. Ну тут все всем ясно: скоро состоится чей-то постриг.

Одна монахиня рассказывала, как в какой-то пост м. Екатерина пила лишь святую воду да вкушала частицы просвирок. Но в страстную пятницу – в день абсолютного голодания! – она при всем народе съела яичко. Блаженная хотела таким образом скрыть свои подвиги, добиться, чтобы ее не почитали и не возносили, а считали глупенькой. Вот что еще говорит эта монахиня: «Мать Екатерина вообще мало кушала – придет к нам на подворье в Таллине, возьмет тарелочку от кошечки, у нас там кошечка была, и все съест. Так себя унижала и мучила. Не было такого, чтобы она пришла и с сестрами пообедала – в мусорном ведре пособирает или от кошечки съест».

А одевалась она так: летом носила черный хитон и белый апостольник (плат, покрывающий голову, спину и грудь), поверх которого надевала черную шапочку или черный же платок. Зимой, кроме всего перечисленного, она надевала еще легкую кацавейку. Вообще-то, нужно заметить, что одевалась м. Екатерина по-монашески изящно, не без вкуса.

Блаженная почти не спала. Лишь на самое малое время погружалась в легкий сон. Ее часто можно было увидеть ночью озабоченно ходящей по двору, а зимой счищающей снег с церковной паперти.

Послушница А. увидела как-то ночью: вышла мать Екатерина во двор с одеялом – а дело было зимой, – постелила его на снег и встала на молитву. Всю ночь молилась! Собака Дружок подбежит к ней, залает, будто гонит в теплую келью, а она знай молится, не уходит.

Скоро о блаженной стало широко известно. К ней потоком пошел народ. И год от года число посетителей все возрастало. Верующие люди со всех концов страны писали настоятельнице письма с вопросами к м. Екатерине, с просьбами помолиться о них. С гостями Катя блаженная вела себя по-разному: с кем-то говорила попросту, с кем-то иносказательно, непонятно; одним уделяла много времени, а других немедленно прогоняла от себя – видела, не с открытым сердцем идут к ней эти люди, а только чтобы позабавиться или даже поиздеваться над юродивой.