Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

День был летний, долгий, уехали рано и приехали рано. Меня, конечно, результат поездки Артема очень интересовал; поэтому я с удовольствием слушал рассказ отца. „По входе к Ивану Яковлевичу, – так начал отец, – я, поклонившись, объявил ему, что привез с собой моего слугу Артема, на избенку хочет у вас просить. В это время мой Артем Ивану Яковлевичу в ноги: не оставь, говорит, кормилец. «Хорошо, хорошо, – отвечает Иван Яковлевич, – но только надо знать, какого размера изба. Ложись вот здесь на спину, а я прикину». Артем лег, Иван Яковлевич, ползая около него на коленях, стал измерять четвертями длину его роста, говоря как бы сам с собою: «Два аршина восемь вершков, да вытянется вершка на два, вот и все десять; вставай! довольно!» Артем встал и опять к Ивану Яковлевичу: «Как же, родной, насчет помощи-то?» – «А на что она тебе?» – отвечал Иван Яковлевич. «Да на избенку-то. – Выстроят и без тебя, ступай домой, Боже, благослови». С тем мы и уехали…“

В то время когда отец рассказывал, Артема не было: он ушел на бассейн за водой для самовара, а по возвращении первое его слово было ко мне: „Ляксандр! Подь-ка сюда“. Я подошел. Он показывает мне, как бы украдкой, цельную пригоршню серебра. „Где ты, – говорю, – взял?“ Отвечает: нашел. „Да где нашел-то?“ – говорю. „На улице, за водой шел – подбирал, и с водой шел – подбирал“. А тут вскоре понадобилось отцу послать еще его куда-то. Малый со всех ног бросился; по возвращении – новая горсть серебра: „Что ни шаг, – говорит, – либо полтинник, либо четвертак“. Наконец он так во вкус вошел, что сам стал отцу напрашиваться, не нужно ли куда сбегать. Не помню, посылал ли его отец, а под вечер он все-таки куда-то ходил и сколько-то монет тоже нашел. При этом надо заметить, что ходил он все разы совершенно в противоположные стороны. Вообще Артем закончил этот день вполне счастливый и довольный; а наутро за ним приехал сын, взял с собой денька на три в деревню, выстроенную избу посмотреть. Но прошло и три дня и неделя, а Артем не возвращался. Наконец приезжает сын и объявляет, что тятенька вскоре по приезде из Москвы не более суток болел и Богу душу отдал. <…>