Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Ульяна Григорьевна страсть как не любила Ивана Тихонова (послушник, затем иеромонах Иосаф, по сути, исполняющий обязанности старосты монастыря. – Ю.Р.), и когда ухитрился он, хоть и насильственно, учинить у нас соединение двух обителей, матушки-то Александры да мельничих-то батюшки Серафима, да как стал всем самовольно распоряжаться, она и говорит: „Что это? Не могу, – говорит, – и не хочу этого терпеть. Куплю себе место и поставлю свою келлию, чтоб мне никто не препятствовал. Пелагию Ивановну к себе возьму, пусть живет, никто нас тогда не тронет, она защитит нас“. И поставила она этот вот корпус, и стали мы в нем жить. Старинная-то серафимовская келлия – теперь вот уж она одна только осталась у нас в обители. И Пелагея Ивановна точно защитила нас. Вот раз, как сейчас помню, после бывшего у нас пожара, слышу я, что Иван Тихонович в корпусе рядом с нами ходит и у всех самовары отбирает да посуду бьет, и говорю: „Вот Иван-то Тихонович, слышь, все у всех колотит, что и к нам за тем же придет“. А Пелагея-то Ивановна сидит на полу у печки, да и говорит: „А ты, батюшка, сиди-ка себе, да сиди; я его не боюсь, не смеет; я старичку-то (так звала она старца Серафима) поближе его; земля-то у меня своя, да и корпус-то свой“. Встала и ушла на лежанку. Как раз и входят матушка и Екатерина Васильевна Ладыженская, за ними Иван Тихонович, и уж было бы дело, да Пелагея-то Ивановна, притворивши дверь из чулана, и говорит ему: „Борода-то у тебя лишь велика, а ума-то вовсе нет, хуже ты бабы“. Он так и засеменил, весь растерялся. „Что это, что это ты, раба Божья?!“ – говорит. И после уж к нам не только никогда не ходил, а даже всегда Пелагию-то Ивановну обегал и боялся.

Пелагея Ивановна очень любила Ульяну Григорьевну и всегда чтила ее память и Анне Герасимовне наказывала: „Смотри, батюшка, ты у меня память бабушкину всегда твори. Никто, кроме нее, меня не взял, дуру“. Также и всем приходившим к ней вменяла в обязанность ее поминать и чтить день ее кончины 3/16 февраля, молясь о упокоении ее души.