Русь юродская. История русского юродства в лицах и сценах

Прошло еще четыре года. Однажды в Арзамас приехала дивеевская сестра Ульяна Григорьевна. На улице к ней подбежала Пелагея и стала зазывать домой на чай. Опытная монахиня Ульяна сразу смекнула, что перед ней не простая полоумная. А когда услышала о Пелагее рассказы ее домашних, она сказала Прасковье Ивановне: «Вы бы отдали ее к нам, что ей здесь юродствовать-то». Долго уговаривать ей никого не пришлось. Так Пелагея оказалась в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Когда Пелагею привели к игуменье, она вдруг воскликнула, обращаясь к присутствующей в настоятельских покоях одной молодой монахине: «Венедикт, Венедикт! Послужи мне Христа ради!» Звали эту монахиню, разумеется, не Венедикт, а Анна Герасимовна. Она подошла к несчастной блаженной и ласково погладила ее по голове.

Но не ей поручили приглядывать за Пелагеей. Вначале игуменья приставила к юродивой монахиню Макрину. Но эта суровая инокиня стала колотить Пелагею так же жестоко, как прежде муж. Потом из жалости к «безумной Палаге», как стали называть в монастыре блаженную, ее поручили кроткой и добродушной монахине Варваре. Но тут уже этой Варваре не поздоровилось – Пелагея почему-то сразу ее невзлюбила и теперь сама стала колотить свою опекуншу, причем говорила ей: «Не люблю тебя, девка, как ты ни служи мне, лучше уйди от меня».

И вот тогда сестры вспомнили, как Пелагее сразу полюбилась сестра Анна, едва она увидела ее. Мать игуменья благословила Анну опекать юродивую Пелагею. Они поселились в одной келье и были вместе до самой смерти Пелагеи.

Сестра Анна оставила довольно подробное повествование о своей подопечной. Кроме того, что воспоминания Анны представляют собой бесценный фактический материал – и не только о Пелагее, но и вообще о Серафимо-Дивеевском монастыре, – они еще по-дилетантски колоритно написаны. Этот на первый взгляд недостаток на самом деле является, может быть, главным достоинством ее записей. Потому что каким бы виртуозом-стилистом ни был компилятор, ему никогда не достичь художественного уровня живого образного повествования очевидца, пусть даже и не профессионального писателя.

Итак, вот фрагмент воспоминаний монахини Анны о юродивой Пелагее Дивеевской:

«Эх, матушка! Да кто же это знал, что все это о ней занадобится. Приехала она дурою и сама себя называла не иначе как безумною да дурою. И в последний раз, когда к нам принесли Царицу Небесную Оранскую и поднесли ей приложиться, она говорила: „Царица Небесная, Ты ведь знаешь, что я – дура“ – и приложилась. Так-то она сама себя величала, а о прочих и говорить нечего. Многие сестры уважали и почитали ее, а другие не только не ходили к ней, но еще ругали ее всячески: „И безумная-то она баба, и бес-то в ней прозорливый сидит“ – и другими позорными словами».

Кстати, обратим внимание, что монахини (!) считают прозорливость бесовской одержимостью. Вот это типичное отношение к юродивым со стороны даже духовенства, во всяком случае некоторой его части: если она безумная и еще пророчествует, а пророчества сбываются, ясное дело – это от лукавого!