Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Анонимное послание «ревнителям православия» 1668 г. Андрусовское соглашение подтолкнуло к написанию не только «Перестроги…», но и других меморандумов, принадлежащим, по всей видимости, перу различных представителей духовенства. В частности, речь идет об анонимном послании 1668 г. неизвестного православного клирика, проживавшего, по всей видимости, в Белоруссии (автор два раза оговаривается «у нас в Полоцке»). Этот меморандум вместе с «пунктами» о положении православной церкви в Речи Посполитой, который, как предполагалось, будут на дипломатическом уровне отстаивать представители старшины и царя, был отослан Иннокентию Гизелю, а уже им вместе с его посланником Иеремией Ширкевичем — в Москву[221]. К письмам были приложены привилеи, полученные от королей Владислава IV и Яна Казимира[222].

В начале аноним вспоминает, что в период гонений на православную церковь в Речи Посполитой, население восточных кресов желало «от многих лет приити в державу истинного православного монархи, его царского величества, не иные вины, токмо для сохранения святые восточные веры православные, как при великих князех Росийских было…»[223] Как и во многих других подобных случаях, права Алексея Михайловича на украинские и белорусские земли обосновываются, в первую очередь, с династических позиций: «…истинного великих князей Российских наследника…» Автор описывает восторг духовенства по случаю Переяславской рады («…а та весть нам была радостна…») Также говорится и о разочаровании, наступившем после Андрусовского перемирия: «тогда мы о сем в великой печали есмы, зря, что уже вера святая православная и вси обители святые… в последнее разорение и искоренение пущены без оберегания, которым, кроме Бога, а его царского пресветлого величества не было заступления. И мы ныне с отроки святыми глаголем: несть нам и церкви Божией в те последние времена ни князи, ни ревнующего пророка, ни вожда и прочая»[224] Автор с горечью упоминает о том, что они (видимо, братия) направляли в Москву письма и посланников, «бьючи челом смиренно», но «некоторые особы» не предоставили им возможности аудиенции, чем «доброму Божию делу препону чинили»[225].

Анонимный сочинитель жалуется на то, что после Андрусовского перемирия многие церкви были обращены в униатские храмы и костелы, а бывшие шляхетские маетности и владения католических монастырей, отданные в годы войны православным, снова возвращены прежним владельцам.

Выход из ситуации автор видит в доброй воле царя, который может заключить с польским королем соглашение, гарантирующее права православного духовенства в Речи Посполитой, а также разрешит монастырям, находящимся на Правобережье попрежнему пользоваться маетностями, находящимися в «державе его царского пресветлого величества…»[226] В несколько сокращенном, но в более эмоционально насыщенном виде этот текст был пересказан в «Памяти, что православных христиан в епархии Киевской и в ее епископиях веселило и что засмутило»[227].

«Истинные доводы о русской земле, её границах и начале монархии русской народа сарматского, взятые из Хроники Гваниньи». В архиве Дворецких, вместе с «Перестрогой…» содержится копия еще одного документа — небольшой компиляции из сочинений А. Гваниньи[228] и М. Бельского[229]. Текст написан аккуратным мелким полууставом на украинско-белорусском варианте церковно-славянского языка. Видный ученый-славист А. С. Мыльников считал, что автором «Истинных доводов…» был украинский историк Феодосий Софонович, однако аргументов, доказывающих его авторство, Мыльников не привел[230].

О цели выписки говорит уже её название: «Истенные доводы с кройники Кгватвина о руской земли и о границах еѧ и ѽ початку монархиѣ руской сармацкого народа». Автор, составивший эту компиляцию, вероятно, пытался, опираясь на доступные в то время польские источники, найти обоснование древности «русского народа».