Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Заботы правобережного духовенства, столкнувшегося с полной реставрацией польской власти и униатской церкви на украинско-белорусских землях, оставленных московскими войсками, были уже не так актуальны на Левобережье. Видимо поэтому в «Наветах» мы находим этноконфессиональные конструкции, свойственные высказываниям казацких лидеров времен Освободительной войны. Речь идет, в первую очередь, о восприятии Руси, и «русскости» с исключительно религиозной точки зрения. В тексте автор постоянно противопоставляет «русских», с одной стороны, и «униатов» и «ляхов» с другой: «Ѽт чого своих ксендзовъ и унїатовъ лѧхи свободными учиняли, а православных Роуских мучат вѣры ради…»[237] Более того, автора возмущало то, что польские власти считали перешедших в унию православных «Русью»: «И которые ученые и знают вѣры ѽбѣдвѣ: православную и лѧдзкую и унїатскую, што есть бо лѧхи унїатов Роусю, греками зовут, хоть унїаты Рымскою вѣру держат, а нас православныхъ Роусь и грековъ за поган и схизматиковъ и невѣрныхъ»[238]. Во-первых отметим, что для автора «русь» и «греки» являются синонимами и, по всей видимости, обозначают просто православных жителей. Во-вторых, возмущение автора вызывает тот факт, что членов униатской церкви поляки называли «Русью», хотя с его точки зрения они не имеют право так именоваться, так как «римскую (т. е. католическую — Д. С.) веру исповедуют».

Такая конструкция отчасти могла стать отголоском спора начала XVII в., который вели православные полемисты с целью доказать, что только представители «старожитной греческой веры», в отличие от униатов, могли считаться «русскими» и, соответственно, пользоваться всеми правами и вольностями, закрепленными за «русским народом». Однако представления составителя «Наветов» о «русскости» явно выходили за рамки спора о правах. Человек, перешедший в унию, становился не просто адептом «ляшской», «их, римской веры», а считался уже «ляхом»: «Шлѧхта Роусь абы не были сенаторами, ани судѧми, ани началными а мещане Русь войтами ани бурмистрами, ани писарами. Алвет подвуйскими аж был вперед православной ѽтступил вѣры православной Руской, а зостал ляхом, албо унїатом»[239].

Таким образом, для автора «Наветов» характерны такие взгляды на идентичность православного населения Речи Посполитой, которые сформировались в условиях жесткого противостояния с польской религиозной политикой и униатской церковью. Основание этих взглядов представляло из себя средневековый конструкт, объединяющий то, что мы сейчас называем, этнической и религиозной идентичностями.

Русская Церковь, основанная Владимиром Крестителем, воплощала гомогенность «Русской земли», объединяла «русских людей», и являлась связью, соединяющей обе России. Церковное или, вернее церковно-династическое единство, в представлении киевского духовенства, было основным культурным элементом, характеризующим принадлежность к русскому «воображаемому сообществу». Именно оно проводило понятную для духовенства и, видимо, для населения границу между «своими» и «чужими». Приведенные источники дают возможность сделать вывод о том, что эта граница, в первую очередь, была церковно-конфессиональной. Разумеется, проповедь, в которой присутствовало представление о русской церкви и единой русской власти давало духовенству, лояльно настроенному к Москве, значимую возможность для привлечения на свою сторону, как казачью старшину, так и более широкие слои населения.