В первой части выписки пересказывается легенда о том, что Александр Македонский даровал «российскому или словянскому народу» за их «мужественное сердце» грамоты на владение всеми странами Европы. Читателю предлагается текст «привилея», якобы изданного Александром Македонским для славян[231]
. Затем упоминается о том, что «…литовскїе князе данники и рабы князем кїевским были… в кройниках великаго князтва литовского. А потом стали пакта и граница: литовскому князтву по Березену реку…»[232] Далее следует перечисление всех западно- и южнорусских земель вместе с Новгородом и Смоленском, то есть всех территории бывшего Древнерусского государства, вошедших в состав Великого княжества Литовского. Автор упомянул, что в то время этими городами владели «…сыны Владымера святого Ѩко природные князе росїстїѣ…» После этого повествуется о «кроле» Данииле Галицком и его сыне Льве Даниловиче. Заканчивается выписка описанием Киевского воеводства (данная часть также является прямой компиляцией из сочинения Гваньини). Интересно, что автор приписал к Киевскому воеводству и Черниговское «княжество», которое во время Гваньини находилось в составе «Московского панства»[233].Перечень городов, входивших в Киевское и Черниговское воеводства, а также когда-то бывших частью Великого княжества Литовского отражает процесс «поиска» границ «русских» земель, актуального в связи с внешнеполитической ситуации. В период русско-польских переговоров, которые с длительными перерывами продолжались на протяжении 1667–72 гг., интеллектуальная элита Гетманщины старалась предоставить как можно больше исторических аргументов, которые смогли бы очертить западную границу украинских и белорусских территорий там, где она была при киевском князе Владимире и «российских княжатах». В конечном итоге такие аргументы имели чисто практическое значение — их можно было предоставить в распоряжение московских и казацких дипломатов.
Это косвенно подтверждает тот факт, что приведенная компиляция стоит в ряду других сочинений, целью которых, видимо, был стимул для продолжения борьбы за Правобережную Украину.
Интересно, что для автора «российский народ», «русь», «роксоланы» и «сарматы» выступают как равнозначные этнонимы. Составитель заведомо «удревняет» историю своего народа, охотно принимает миф о грамоте Александра Македонского[234]
для того, чтобы придать истории славян древний героический ареол. И то и другое является примером рецепции польской историографической модели этнической истории славянских народов. Автор попытался использовать эту форму, вложив в неё несколько иное содержание. Так или иначе, приведенная компиляция говорит о том, что польский этногенетический миф о происхождении славян от сармат был в то время востребован в среде образованного украинского духовенства.Данный текст является интересным примером того, как собственно этническая стилистика и, соответственно, представления об этносе как таковом проникают из польской книжности в восточнославянскую и адаптируются, меняя весь контур написания исторического нарратива.
Этноконфессиональные взгляды автора «Наветов».
В уже указанном архиве Василия Дворецкого находится полемическое сочинение «Наветы»[235], направленное против польской религиозной политики и Гадячского договора. Это произведение, не смотря на свою очевидную значимость для понимания политической позиции малороссийского духовенства, не привлекло пристального внимания исследователей. Произведение было написано неизвестным представителем правобережного духовенства в 1664 г.[236] В тексте произведения приводится исчерпывающий перечень негативных сторон польской религиозной политики, отразившейся на состоянии Православной церкви Речи Посполитой. Основные «наветы» были сформулированы в другом документе — «Послании ревнителям православия», написанном в 1668 г., что дает возможность сделать предположение, что оба этих памятника были написаны одним лицом.