Если история Руси для Лазаря Барановича — это, в первую очередь, история Русской церкви, то главными покровителями русского «христианского народа» становятся первые русские святые Борис и Глеб. Сохранился текст проповеди, составленный епископом на день первых страстотерпцев: «Росийстии князие, не забвенна вама буди Росия, яже вас роди и воспита. Сотворите молитвами вашими, да в Росии, отчине вашей, все доброе родится. Яко солнце сияете на небеси, возсияйте над лучами вашими вскоре. Да не прежде возсияния вашего в Росии в бедах слезная роса очи наши потопит. Светло сияющие князие, в непреступном свете живущии, сияйте росским сыном, да хвалят Бога росийстии сынове в вас, святых своих… Вашими росийстии князие промыслом и заступлением, да отвратит Господь злая врагом нашим, оружия, каковыми пострадаста, обратета на враги наша…»[257]
Безусловно, образы первых русских святых предавали «Русской земли» святости, служили покровителями русских людей[258]. Близкие мотивы прослеживаются в проповеди на день Алексея — «Человека Божьего». К нему, как к Борису и Глебу, надо было обращаться с молитвами для защиты от врагов: «помяни узники, аки сам с ними связан. Услышив вопль овец твоих русских, пастырю святый Алексие, и помилуй их: обрати плач их в радость, растерзай их вретище и препояше их веселие. Тебе, отцу русскому, Россия оставлена есть сира. Ты буди ей помощник… о овцах русских, волками гонимых, пастырю добрый, Алексие, умилися и помолися»[259].Проповеди о «русских» святых — Борисе, Глебе и митрополите Алексии, обращенные к «русским сынам», по всей видимости, подчеркивали общерусский характер церковной истории восточных славян[260]
. Однако нельзя не отметить такую специфическую черту текстов, принадлежащих перу архиепископа Лазаря, как постоянный религиозный контекст упоминаний «русской» терминологии.Итак, сделаем вывод относительно того, какое значение вкладывал архиепископ Лазарь Баранович в слово «Русь» («Россия»). Безусловно, речь идет о православной стране, история которой — это, в первую очередь, история Русской церкви. В связи с этим центральным событием в русской истории становится Крещение, а Владимир Креститель — образцом для всех русских монархов, его наследников. Народ, населяющий Русскую землю — это «русские сыны», члены Русской церкви. В очередной раз мы сталкиваемся с тем, что терминология наших источников двойственна и не обладает той ясностью, которую мы можем наблюдать, например, в «Синопсисе» Иннокентия Гизеля, о чем речь пойдет ниже. Не совсем ясно, что же конкретно вкладывал Лазарь Баранович в свое представление о «русскости» — этническое или религиозное содержание. В любом случае тот факт, что «русский род» был немыслим с точки зрения архиепископа вне Церкви, как показывают изученные источники, кажется неоспоримым.
Часть II. «Синопсис Киевопечерский…» — произведение, отражающее этнические представления высшего духовенства Киевской митрополии в третьей четверти XVII в
Глава IV. «Синопсис или краткое собрание из различных летописцев…» как исторический источник (проблемы авторства, времени написания и источников произведения)
Интерес к «Синопсису…» как к источнику, из которого можно извлечь представление о социально-политических взглядах его автора и всей украинской интеллектуальной элиты в целом, возник еще в XIX в. Впервые обзорный очерк, посвященный этому произведению, дал такой видный историк церкви Южной и Юго-западной Руси как Н. Ф. Сумцов[261]
, ограничившийся, правда, лишь общими, причем весьма невысокими оценками научной составляющей произведения. В дальнейшем рассматривались источниковедческие проблемы создания произведения, а также вопросы его авторства и, что самое главное, степень влияния «Синопсиса…» на последующую украинскую и российскую историографию[262].В своей статье советский историк С. Л. Пештич[263]
дал характеристику «Синопсису…» как историческому источнику, рассмотрел методы авторской работы с историографическими материалами и проследил взаимосвязь политических взглядов автора с содержанием произведения. Пештич впервые обратил внимание на переходный характер произведения. Отметив такие специфические черты авторской работы как критицизм и отказ от летописного стиля изложения событий, Пештич пришел к выводу, что «„Синопсис“ — это уже не летопись, но это еще не история»[264]. Однако исследователь не представил подробного источниковедческого анализа произведения, ограничившись общей характеристикой. Подвергнув критике «буржуазных историков» и, в первую очередь, П. Н. Милюкова, Пештич априори принял их точку зрения относительно «духа Синопсиса», то есть концепции единства Великой и Малой Руси.