Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Однако Лазарь Баранович фактически отказался участвовать в переговорах с Дорошенко. Причиной этому, видимо, было то, что издержавшееся на военных расходах московское правительство сократило ежегодные выплаты черниговскому архиепископу на две трети[308]. Поняв это. Малороссийский приказ направил послание другому видному представителю украинского духовенства — Иннокентию Гизелю. В письме архимандриту московские дьяки писали, чтобы он «радение свое великому государю показал и к митрополиту Тукальскому отписал, чтобы он сам, отложа свое сомнение, к государской милости приклонился и Петра Дорошенка, и полковников и старшину и всех жителей привел к такому же добру, чтобы они были у великого государя по-прежнему…»[309] Получив это письмо в июне 1673 г.[310], Гизель отправил Тукальскому пространное послание, в котором попытался уговорить его перейти в царское подданство. В этом письме снова прозвучала официальная московская позиция, согласно которой «монарха православный православных сынов церкви Христовой, ласкаве под свою крепкую руку царскую принять готов был…» если бы не Андрусовский договор. Однако после того, как поляки заключили мир с Османской империей, у московского царя появилась возможность удовлетворить просьбы православного населения Правобережья и принять их «под свою высокую руку»[311]. Гизель пытался убедить Тукальского в том, чтобы «на пострах неприятелем креста Господня множеству верующих христиан серце было едино и душа едина, абы единого выслываючи Господа, едино крещение, едину веру, единаго теж благочестивого себе для протекции своей мели царя…»[312] Применил Гизель и библейскую метафору, имевшую в данном письме политический контекст: «яко добре сведомого того, же, яко не маш царством шкодливого над незгоду и разделение, так нечого лепшего над згоду и соединение…»[313] Сразу отметим выраженный антитурецкий пафос послания: «О часы оплаканные, — писал Гизель, — часы, в которые христиане през невзгоду внутруную и разделение значне в силах своих слабеют, а бисурмяне умоцняются и силу берут над христианами! О таковом великом утрапеню христианском, звлаща в тых городах, в которых турки зостают…»[314] Те же мотивы прослеживаются в других посланиях Гизеля к Тукальскому[315] и Дорошенко[316].

Антитурецкий пафос, который встречается в письмах Иннокентия Гизеля впоследствии также стал особенностью «Синопсиса».

Таким образом, в 1673 г. Гизель фактически стал посредником между московским правительством с одной стороны и Дорошенко с Тукальским, с другой. Однако, сам архимандрит в это время никакой самостоятельности не проявлял — все его действия вполне вписывались в рамки официальной политики, проводимой Посольским и Малороссийским приказами по отношению к Дорошенко. Это утверждение в определенной степени доказывает тот факт, что в своих следующих посланиях, Иннокентий Гизель упрашивал Дорошенко и Тукальского смягчить свои условия, на которых те были согласны подчиниться царю[317].

Однако Дорошенко отказался принимать договор, предлагаемый Малороссийским приказом. Более того, параллельно с Гизелем, гетман вел переговоры с Яном Собеским, о чем стало известно в Москве[318].

Переговоры, которые с московской стороны вел Иннокентий Гизель, таким образом, зашли в тупик. Б. Н. Флоря считает, что главной причиной этого был просчет московского правительства, думавшего, что османский протекторат над Правобережной Украиной будет устранен при помощи православного духовенства[319]. Однако, провал переговоров никак не связан с тем фактом, что в них по инициативе Москвы включились Гизель и Тукальский. Проблема заключалась в нежелании московского правительства принять условия Дорошенко и гетмана — пойти на уступки. Тем не менее, показателен сам факт того, что перед лицом турецкой угрозы, активно используя антитурецкий пафос, Гизель стал проводником царской политики, с которой киевское духовенство вновь образовало прочный союз.