Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Нельзя при этом отрицать, что Иннокентий Гизель был не чужд концепции «Галич — второй Киев». Так, в главе «Споръ о столици Самодержавїѧ Рѽссїскаѽ» после рассказа об изгнании Даниила Романовича из Галича мы находим следующие слова: «Вѣдомо же буди ѽ сем, Ѩко Галицкое княженїе или царствїе тогѽ ради зде предложисѧ, Ѩко и Кїевское самѽдержавствїе пренесенѽ бысть к нему, и ѽттуду не такѽ знамениты князїе кїевстїи бѧху…»[342] Как нам кажется, в этом выражается синкретизм изучаемого произведения. «Синопсис…», как и прочие исторические произведения современной ему украинской книжности, был составлен в довольно сжатые сроки. Автор пользовался различными источниками, которые зачастую игнорировали идейное содержание прочих (как, например, московская и галицко-волынская традиции летописания), в результате чего в «Синопсис…» попали концепции, противоречащие друг другу. В связи с этим любопытным становится перечисление правителей Киева, среди которых мы встречаем «киевских» князей Ярослава Всеволодовича, Александра Невского, Ярослава и Михаила Тверских, с одной стороны, и «царей» Даниила Романовича Галицкого и его сына Льва Даниловича, с другой[343].

Нельзя также не отметить еще один важный момент, который мы встречаем в «Синопсисе…» — заимствование московского мифа о происхождении царствующей династии от Октавиана Августа[344]. Этот миф мы видим в важнейших для московской историографии нарративах — «Сказании о князьях владимирских», вошедшем в Степенную книгу. Последняя была хорошо знакома украинским книжникам[345], однако наиболее одиозные места, ставшие частью официальной идеологии московского правящего дома, до 50-х гг. XVII в. они игнорировали. Впервые миф о римском происхождении московских Рюриковичей был представлен в «Патерике…» Иосифа Тризны 1656 г. Адаптация этого фрагмента в малороссийской книжности была связана с тем, что приемники Петра Могилы, митрополит Сильвестр Коссов и, собственно, архимандрит Иосиф после 1654–55 гг. стали более лояльно относиться к царской власти[346]. В лояльности же Иннокентия Гизеля сомневаться не приходится, однако, показательно, что и он не обошел стороной «Сказание о князьях владимирских». Как предок царской фамилии, Октавиан Август не мог не вызывать сомнений у Гизеля, поэтому в «Синопсисе…» о нем упомянуто лишь вскользь.

На этом влияние московской традиции историописания на «Синопсис…» не заканчивается. Исследователи неоднократно подчеркивали, насколько важным для этого произведения являлось повествование о киевском князе Владимире Крестителе. «Житие» князя в качестве центрального сюжета даже было вынесено в заглавие произведения. В отличие от остальных частей «Синопсиса…», главы, посвященные Владимиру представляют из себя в большей степени результат авторской работы. Первые фрагменты, повествующие о князе, являются пересказом сочинения Стрыйковского, но затем Гизель вставляет собственный текст. Для Иннокентия Гизеля, как и для любого другого украинского историка его времени, крещение Руси было, безусловно, центральным событием. Как уже было отмечено, в украинской исторических произведениях Раннего нового времени, в литургической и богословской литературе, как мы наблюдали на примере наследия Лазаря Барановича, христианизация русских земель — не просто начало нового этапа истории восточных славян, это, фактически ее «основание». По мнению Иннокентия Гизеля, именно крещением князь Владимир изменил весь ход восточнославянской истории.

Это, в свою, очередь, объясняет тот поучительный пафос, с которым архимандрит обращается к читателю. Так, рассказывая о разделении Владимиром «Российского государства» перед смертью и о его наставлении сыновьям жить в мире и прекратить усобицы, Гизель писал: «Тую ж де и всему Православному народови Россїйскому, Ѩкѽ сынѽм егѽ ѽт воды и Духа Рожденнымъ, всѧчески хранити и исполнѧти подобает»[347]. Гизель определяет Владимиру роль «духовного отца» русского народа. Помимо этого, нельзя не остановиться на том, что автор призывает не только не отходить от крещения, как от основной заповеди Владимира, но и избегать «междоусобного кровопролития». Характерно, что в тексте «Синопсиса…» есть и прямое прославление жизни князя Владимира — «Благодаренїе Богу (за Владимира — Д. С.) ѽт всѣхъ рѽссовъ…» «Придите россиїстиї народы, — писал Иннокентий Гизель, — всякого возраста и чину православни поклонимся… восхвалим имя и великую и святаго равно апостолнаго великаго князя Владимира отца и наставника и ходатая спасения нашего…»[348] Итак, Владимир — это святой «ходатай» «российских народов». Этот текст отсылает к письменному наследию епископа Лазаря Барановича, считавшего Владимира главным «российским» покровителем. Образ князя приобретает черты главного «народного» покровителя «православно-российского народа», что соответствовало традиции его восприятия в украинской книжности XVII в.