Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Чтобы наиболее наглядно представить этнический контекст, в котором создавался «Синопсис», приведем несколько примеров из современных ему исторических сочинений — Густынской летописи и «Хроники» Феодосия Софоновича. Оба этих исторических сочинения имеют своеобразные вступления, роль которого в «Синопсисе…» играют вирши, приведенные в следующем параграфе. Эти предисловия интересны с той точки зрения, что они отображают те протонациональные взгляды их авторов на историю своего народа. Например, составитель известной нам редакции Густынской летописи, монах Густынского монастыря, Михаил Лосицкий связывает знание истории с представлениями своего («российского») народа об отчизне: «…Гомерус ясне до их въ своемъ текстѣ выразил, же ни о що недбаючи. Кгды был от родства своего отдаленный през поимане, и юже ся вернути не моглъ, прагнул видѣти наветъ дымъ своей отчизны. Такъ и сие авторове Кройники сей российское любо были людми смертелными и зънали запевне, же смертию закрочити мусятъ прирожоною милостию против ко отчизъны своей зняты будучи, прагнули того, абы и по ихъ зеистю послѣднему роду не были прошлые речи, а мяновите народови российскому скритые…»[389] Таким образом, Лосицкий в приведенном тексте связал свое представление о любви («милости») к отчизне со знанием собственной истории и передачей исторической памяти от одного поколения другому.

Для начала отметим, что представители высших слоев украинского общества времени Освободительной войны и «Руины», используя термины «род» («поколение», «племя») и «народ», осознанно вкладывали в них дифференцированное значение. Так, говоря о «роде» и «племени», украинские книжники имели в виду группу людей, связанных, в первую очередь, общим происхождением. Например, в предисловии к своей Хронике Феодосий Софонович писал: «…бо своего роду не знаючих людеи за глупыхъ почитаютъ»[390], то есть «глупыми», по мнению автора, были те, кто не знал своего происхождения. В том же значении Софонович использовал слово «поколение»[391]: «Рускиї народ ѽт Иафета сына Нѽева ведет свое поколѣние и ѽт его сына Мосоха…»[392] В Густынской летописи мы находим такую этногенетическую конструкцию: «Ятвяге и Печѣнеги бяше народ поганский, з Литвою и Половцы единого рода, но понеже разъдѣлишася, по времени и обычая, такожде и язык изъмѣнишася»[393]. Автор летописи, говоря о двух народах, сообщает об их близости на основе общего происхождения, то есть принадлежности к одному роду[394]. Отметим еще такой пассаж: по мнению автора, разделение привело к тому, что эти два народа потеряли ряд таких общих признаков, как язык и обычаи.

Термин «народ» и его использование в среде украинской элиты изучаемого времени представляет большую сложность потому, что практика его применения была более широкой. «Народ» как обозначение этнической общности людей или группы (сословной или межсословной), обладающей общими политическими правами, мы находим в обиходе как среди украинских летописцев и историков, так и среди казачьей старшины.

В изученных украинских исторических произведениях слово народ употреблялось, в том числе, в значении «род, поколение». В таких случаях чаще всего речь шла о группе людей, связанных общим происхождением. «Народ» в синонимичном «поколению» и «роду» значении выступает в ряде фраз, приведенных в Густынской летописи. Например, говоря о славянах, неизвестный автор летописи писал: «И щитаютъ о нѣкоихъ же народѣх доселѣ недоумѣние и несогласие есть хронографов, наипачеже о нашомъ словенском народѣ не могуще совершеннѣ изыскати, откуду израсте и начася сей славный и храбрый народъ»[395]. Еще один пример: в рассказе о потомках Иафета, в Густынской летописи можно узнать о народах, которые происходили от этого сына Ноя: «Въторий сынъ Гомеровъ Рифатъ, от сего Рифата родишася Паггнагоны, Енеты, Генеты, Венеды, Венедици, Анъти, Аляны, Роксаны, Роксоляны; аки бы Русь и Аляны; Русь Москва; Ляхи, Славяне, Болгаре, Сербы. Се сии всѣ единого суть народа и языка, си есть словянского…»[396]. Более того, неточно цитируя Повесть временных лет, автор Густынской летописи допустил довольно любопытный анахронизм: «И симъ образомъ в Сармации Европии разыйдеся народ Словенский, и оттолѣ даже донынѣ недвижимо пребываютъ…»[397] Известно, что в первой русской летописи слово «народ» упоминалось только два раза в значении «толпа», «большое скопление людей»[398], в то время, как в приведенном фрагменте речь идет обо всем славянстве или, по крайней мере, о его восточной ветви. В сочинении Софоновича есть такое выражение: «Ятъвежи были едного народу з литвою и з половцами и з прусами старыми, з готтов пошли…»[399] в данном контексте выражение «единого народа» мы вполне можем понимать как «единого происхождения».