Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

В сочинении польского историка, как и у киевского архимандрит, отсутствует четкая этническая география и этногенетическая концепция. Даже, встав на сторону одной из версий происхождения славян, и Матвей Стрыйковский, и Иннокентий Гизель, испытывали на себе влияние других гипотез и включали их составные части в свою. Однако при этом у обоих авторов этническая история славянства опирается на «русскую» и даже «московскую» версию происхождения. Идейные истоки этой версии, как нам кажется, скрыты в барочной «игре слов», в результате которой топоним Россия был объяснен «рассеянием» и связан с библейским сказанием о князе Роша (имя которого традиционно трактуется как «рассеяние», «растяжение»), а Мосох, на основании трактовки его имени как «растягающий» а также его легендарной генетической связью с «московским народом» был признан предком всех славян.

Приведенное сравнение части «Синопсиса…» с сочинением Матвея Стрыйковского важно вот еще почему. По наблюдениям А. С. Мыльникова, произведения польских хронистов XVI — начала XVII в. отражали определенный уровень развития этнического сознания, при котором общеэтнические названия групп, с которыми идентифицировали себя авторы, в целом преобладали над локальными. Но и у них утверждение общих этнонимов протекало в условиях сохранения областнического самосознания и, как следствие этого, плюрализма локальных обозначений разных частей этноса. У польских хронистов это выражалось в употреблении этнонима «поляки» в одном ряду не только с кашубами и поморянами (применение этих двух наименований как равноценных тоже примечательно), но и с мазурами и силезцами[428].

Этот вывод исследователя, как кажется, можно распространить и на этнические представления Иннокентия Гизеля, отраженные в «Синопсисе…» Как и польские историки, Гизель мог с легкостью в одном ряду перечислять такие этнонимы как Русь и Москва, при том, что, как было показано, в «русскости» московского народа Гизель не сомневался[429]. Таким образом, этнические представления архимандрита в приведенном контексте вполне соответствовали тому уровню развития этнического сознания, который был свойственен другим украинским книжникам того времени. По крайней мере, на примере употребления этнонима «москва», образчиками для формирования этнических представлений для украинских книжников послужили польские исторические произведения. Существенной разницей между польской и украинской версиями этнической карты является тот факт, что польская отражала постепенный процесс слияния локальных этнонимов в единый (поляки), а малороссийская — наоборот, о некотором разложении единого этнонима Русь на составляющие.

В историографии было неоднократно отмечено, что идейная направленность повествования в «Синопсисе…» Иннокентия Гизеля вполне соответствует историографической концепции «воссоединения» русских земель[430]. Наиболее «выпукло» это прослеживается на примере Киева, «преславном верховном и всего народа Российскаго головном граде», утратившим свое «самодержавствие» в годы феодальных усобиц, «конечне уставшим» во времена литовского владычества, но вернувшим снова «свое царственное бытие» в годы правления московского царя Алексея Михайловича[431].

Как было показано выше, подобные идеи в 1650–70-х гг. неоднократно высказывались Богданом Хмельницким, епископом Лазарем Барановичем, митрополитом Иосифом Тукальским, местоблюстителем Мефодием (Максимом) Филимоновичем, Иннокентием Гизелем и многими другими представителями казачества и духовенства. Вхождение украинских земель в состав Русского государства на официальном уровне рассматривалась не как, строго говоря, присоединение, а как возвращение московским царям их «отчины», принадлежавшей когда-то их «предку» князю Владимиру.

Однако в этот же период в документах различного происхождения — «статьях», то есть договорах, заключенных верхушкой Гетманщины с московским правительством, в официальной переписке представителей старшины и духовенства с московским правительством и между собой мы встречаем формирующиеся представления о Малой и Великой Россиях и, соответственно, о малороссийском и великороссийском народах, о чем будет подробно сказано дальше. Логическим завершением этого процесса стал текст Коломацких статей, заключенных между гетманом Иваном Мазепой и Москвой в 1687 г., в котором мы находим слова: «народ Малороссийский всякими меры и способы с Великороссийским соединять в неразорванное и крепкое согласие приводить»[432].

В связи с этим важным становится вопрос, насколько указанный процесс был отражен в «Синопсисе…»? Встречаем ли мы в произведении, составленном Иннокентием Гизелем, представление о Малороссии и Великороссии, а также о малороссийском и великороссийском народах? Данный вопрос становится еще более актуальным в связи с тем, что в исследовательской литературе сложилось представление о Гизеле, как о родоначальнике концепции о «двусоставности» Руси в русской книжности[433].