Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

В знаменитом «Временнике» дьяка Ивана Тимофеева, составленном по жгучим воспоминаниям о Смутном времени, мы наблюдаем следующие, характерные для московской книжности, обороты. Так, рассказывая об Опричнине, Иван Тимофеев писал: «От умышления же зельныя ярости на своя рабы подвигся толик, яко возненавиде грады земли своея вся и во гневе своем разделением раздвоения едины люди раздели и яко двоеверны сотвори…»[448]. Иван IV разделил единый народ (очень характерно, что слово народ здесь не используется, вместо него — «люди»), сделав их «двоеверными». Таким образом, речь идет о конфессиональном принципе идентичности. Характерно, что упоминая о Симеоне Бекбулатовиче, Иван Тимофеев говорил о нем не как о татарине, а как об «от Исмаилт инаго некоего верна царя»[449]. Рассказывая о крымских татарах, напавших на Москву в 1571 г., Тимофеев называл их «Исмаиле семя, Агары же порожение»[450]. Для автора «Временника…» главным отличительным критерием татар являлась не их этническая обособленность (о которой он вообще не упоминает), а принадлежность к исламу. Так же в сочинении Ивана Тимофеева мы не найдем термина «русский народ» в его современном значении. Например, для него царица Анастасия Романова — «Росийска жребия мирови…»[451], то есть, выбранная царем из «российского мира». Важно и то, что, говоря об иностранцах, Иван Тимофеев называет их «иноверцами». Таким образом, в его представлении, главным и единственным критерием, который разделяет людей на крупные группы, являлась религия. На этом особенности «Временника…» не заканчиваются. Помимо того, что литовцы фигурируют в произведении Тимофеева как «безбожная Литва» с явным намеком на католицизм, датский принц Магнус назван… «эллином». Так, по мнению Ивана Тимофеева, следовало называть протестантов, которые слишком много «философствовали» над Священным Писанием, уподобляясь древнегреческим авторам.

Понятие «не-свои» для московских авторов включало в себя конкретную дефиницию — «нечестивые» «латины», «еллины» и «басурмане». Источники изобилуют большим количеством названий различных групп людей — «литва (литовские люди)», «грузинские люди», казаки, «черкасы» и т. д. К ним наши источники относятся вполне нейтрально, однако как только речь заходит о конфликте, религиозный его подтекст для наших авторов не вызывает никаких сомнений.

Этническая карта Русского государства и ближайших стран, которая проступает также в произведении патриарха Иова, мягко говоря, сильно отличается от современных представлений. Патриарх, будучи образованным человеком, как нам может показаться, совершенно неверно называет и размещает народы по странам. В частности, казанские татары для Иова — это «нечестивые болгары», причем именно с таким эпитетом, без него патриарх этот термин не употреблял. «Нечестивыми» названы также сибирские татары[452]. В представлении Иова, с Русью граничили «Болгарская область» и «Сибирская страна», которые населяли болгарские и сибирские «люди», их главным отличием была «нечестивая», т. е. неправильная вера. Интересна характеристика, данная Борису Годунову: «И не точию во всем царстве Русския державы изыде слух, но и по всем странам неверных язык проиде слава…»[453].

Далее патриарх Иов и вовсе демонстрирует синкретизм в применении терминологии в названиях различных народов. В связи с этим интересен его рассказ о русско-шведской войне 1594–1595 гг. По его мнению, царя побудили выступить в военный поход исключительно религиозные мотивы: «не точию хотя еже бранию себе многое кровопролитие сотворити, но неверных на благочестие пременити…»[454]. Еще более примечательным становится наименование врага: «…тогда быша некия грады царского его достояния Корелския области наветуемы и озлобляемы от нечестивых Латынъ, иже нарицаются Германе…»[455]. «Латыняне» — типичный для московской книжности термин, обозначающий католиков; шведы, с которыми воевала русская армия в это войне, были лютеранами; соответственно и термин «германе» к ним отнести никак нельзя.

С другой стороны, возможно, мы сталкиваемся с данью определенной книжной традиции, которая совмещала Эстляндию, принадлежавшую шведам, с территорией, на которой проходили столкновения между войсками Александра Невского и немецкими рыцарями. Так, царь Федор Иванович, по словам Иова, молился перед походом, прося «помози ми, Господи, якоже и прадеду моему великому князю Александру, на окоянныя сия нечестивыя немцы…»[456] В этом случае можно предположить, что «немцы» в данном произведении — такой же анахронизм, как термин «болгары» по отношению к казанским татарам.