Подводя итог этому небольшому обзору, следует отметить, что восприятие этногенетической концепции украинских исторических произведений в московской книжности не носило чисто механического характера[496]
. Принятый в среде московских историков до издания «Синопсиса» и перевода трудов М. Стрыковского на церковнославянский язык, конструкт, соответствовавший «Степенной книге», лежал в другой плоскости идей. По сути, польско-украинские произведения предлагали не альтернативную историческую концепцию, а совершенно другую форму подачи материала. Именно поэтому при Петре I появляются произведения, в которых «Сказания о князьях Владимирских» и этногенетическая легенда «Синопсиса» соотносятся вполне гармонично.Московская элита, которая уже в конце XVII в. стала активно читать книги, выходившие как в столице, так и в Киеве, неосознанно сделала этнические стереотипы частью своего сознания. В качестве примера приведем слова, предписанные Петру I и сказанные им солдатам перед началом Полтавской битвы: «И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за
Таким образом, меньше, чем за шестьдесят лет новая этногенетическая концепция проделала путь от Киево-Печерского монастыря до Кремля. История происхождения, весь перечень мифов, которые мы находим в Палинодии Захарьи Копыстенского, все это, в преломлении сквозь призму концепции «Синопсиса» оказались в московских исторических сочинениях.
Часть III. Протонациональное самосознание украинской светской элиты в 50-е — начало 80-х гг. XVII в.: «общерусские» и автономистские тенденции
Глава VIII. Идеология воссоединения и проекты казацкого автономизма как политические мотивы формирования протонацинального самосознания
При самом общем рассмотрении можно выделить два основных направления политических взглядов внутри украинской политической элиты того времени — комплекс воззрений, связанных с подчинением (в разной степени и форме) царской власти и различные проекты автономизма казацкой верхушки.
Первое направление представляет комплекс взглядов, связанный с легитимацией Переяславской рады, выстраиванием отношений между украинским социумом и царской властью в постпереяславский период и во время Руины и «оправдывающий» в конечном итоге вхождение украинских земель в состав Русского государства. С этнополитической точки зрения этот подход включал в себя следующие идеи: 1) представление о религиозном единстве и единой церковной истории всех восточнославянских народов; 2) представление о династической преемственности Романовых от князя Владимира и «благочестивых князей русских»; 3) этническое единство восточнославянских народов как «рода русского», включавшее в себя, в частности, комплекс взглядов о единой и в тоже время партикулярной Руси, состоящей из Великой и Малой. В определенной мере, эта традиция восходит к украинской книжности первой половины XVII в., в частности, Палинодии и посланию митрополита Иова Борецкого царю Михаилу Федоровичу[497]
. Последний текст стал уже объеком исследования польского историка Т. Ходаны[498], однако, по мнению исследовательницы С. А. Борисовой в монографии Ходаны текст послания не был рассмотрен с позиции этноконфессиональных взглядов митрополита в полной мере[499].Присоединение украинских земель к Русскому государству в свете этой концепции было результатом этнополитического единства «Малой» и «Великой» Руси, что, однако, не означало наличие еще двух важнейших компонентов инкорпорации — единого социального и экономического пространства. Различия между социальной стратификацией великороссийского и малороссийского обществами, разные традиции взаимоотношения с властью, существование различных по своей сути и форме государственных институтов привели к тому, что в рамках обозначенного комплекса взглядов сформировалось, по крайней мере, два подхода к модели взаимоотношений украинской элиты и московской власти.