Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Первый подход можно охарактеризовать как полное подчинение. Впервые такой проект был озвучен после того, как обозначился пропольский курс гетмана И. Е. Выговского. С начала 1658 г. новый гетман вел переговоры с польским двором о заключении нового договора, что и было сделано 6 сентября 1658 г. в Гадяче (проект т. н. «Гадячской Унии»). Пожалуй, самым значительным достижением договора была нобилитация части казачьей старшины, обеспечившая её интеграцию в состав политической элиты Речи Посполитой. По мнению М. Зенченко, к концу 50-х гг. XVII в. интересы старшины стали в общих чертах совпадать с интересами православной шляхты. Предоставление казацкой верхушке шляхетских прав выглядело «диким» в «казацкой республике» нарушало декларативный эгалитаризм Освободительной войны[500]. Это обстоятельство, по-видимому, привело к расколу в тогдашнем украинском обществе и к противостоянию Выговского и его окружения с казаками левобережных полков, выразителями интересов которых стал популярный в среде «товарищества» полтавский полковник М. Пушкарь. Казаков не устраивало и то, что реестр сокращался с 60 тыс. чел. (согласно Мартовским статьям 1654 г.) до 30 тыс[501]. Одновременно с этим нельзя не отметить и личные амбиции М. Пушкаря заполучить гетманские клейноты.

Выступление Пушкаря получило определенную социальную поддержку: часть казачества не могла представить возвращение под «ляшское ярмо», что могло бы привести к потере недавно приобретенного социального статуса. Образ «ляха», как главного врага «народа руського» и «благочестивой веры» был частью идеологии Освободительной войны, втянувшей в себя широкие слои украинского общества. Можно предположить, что «товарищи» рассматривали Гадячский договор как своего рода «шаг назад», возращение во времена господства поляков и притеснения православия. Особую роль в политической катастрофе сыграла ревизия Гадячских соглашений в мае 1659 г. Т. Г. Таирова-Яковлева считает, что именно это обстоятельство больше остальных повлияло на то, что Выговский утерял всяческую социальную опору и хоть какую-то популярность среди населения[502]. Так как Речь Посполитая отказалась удовлетворить политические амбиции старшины, она все больше отдавала предпочтение мирной стабильности, которая ассоциировалась с московским царем[503].

Конфликт между Пушкарем и Выговским был выражен в том числе и в этноконфессиональной терминологии того времени. «…Выговского, — писал Пушкарь в Москву, — де они гетмана отнюдь не хотят и не верят ему ни в чем, потому что он не природный запорожский казак, а взят из польского войска на бою в языцех… и он де по своей природе войску никакого добра не хочет»[504]. Или вот еще такой пример, посланники от Пушкаря и Барабаша говорили в Посольском приказе летом 1657 г.: «а нам войску Запорожскому и всей черни Днепровой и городовой он Иван Выговский не люб, и верить ему в войсковых делах не уметь, потому что он литвин: служил в войске Польскому королю»[505]. Пушкарь, видимо, использовал наиболее понятный для широких слоев лозунг, обвинив Выговского в том, что по его «природе» (то есть происхождению) ему чужды интересы казачества.

Выступая против гетмана, левобережные казаки старались снискать поддержку со стороны царя. Запорожцы, посланные от кошевого, представили в Посольский приказ целый проект перераспределения власти. Гетман становился подконтролен как царю, так и рядовым казакам; Планировалось усиление власти царских воевод, на содержание которых должны были уходить все городовые сборы. В Москву стекались сведения, что жители украинских городов «тебе великому государю били челом… чтобы ты велики государь пожаловал их, велел послати своих государевых воевод и к ним в городы, чтоб… и от гультяйства и самовольных воров жить было безстрашно»[506]. В дальнейшем просьбы об усилении царской администрации в Малороссии стали поступать от представителей широких кругов Левобережного казачества во время очередного противостояния с гетманской властью.

Выговский не нашел широкой социальной опоры внутри украинского общества. Это толкнуло его на использование внешней силы — крымских татар. С одной стороны, гетману удалось временно подчинить своей воле часть Левобережья и даже разбить с помощью татар московское войско под Конотопом летом 1659 г., с другой стороны, приглашение татар сделало Выговского еще менее популярным среди казачества. Сам Выговский затем вспоминал, что от татарских набегов погибли «самые громаднейшие полки», а города и села «поросли крапивой»[507].