Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Именно этот кризис снова сделал актуальным проект ограничения московской администрации. Есть все основания считать, что его идейным «вдохновителем» стал архиепископ Лазарь Баранович. После того, как П. Д. Дорошенко, фактически утвердивший свою власть на Левобережье по смерти Брюховецкого, снова вернулся в Чернигов, Лазарь Баранович вступил в переписку с наказным гетманом Д. И. Многогрешным. Наказной гетман, оказавшись с небольшой группой казаков Дорошенко среди неоднозначно настроенному к нему окружению и, узнав о приближении войск Ромодановского, откликнулся на инициативу архиепископа Лазаря. Уже в ноябре 1668 г. Многогрешный послал в Москву своего брата Василия, чтобы договориться о новых условиях принятия подданства. Тогда же он обратился к украинскому населению, чтобы те больше не боялись царских войск[532].

Лазарь Баранович и до того не испытывавший особых симпатий к представителям московской администрации, выступил с предложением максимального ограничения воеводской власти на украинских землях. В уже цитируемом нами письме к царю, архиепископ писал: «Аще явиши им милость свою, сие глаголют и пишут ко мне: извести пресветлому царю: аще милости его не обрящем. Лутче нам еже домы наши оставити, неже вкупе с воеводы быть»[533] В том же тоне он продолжал, пугая царский двор возможными дальнейшими изменами казаков: «…от однех воевод, с ратными людми в городех будучих скорбят, и весь мир сущими воеводами в городах украинных, одне в Литву, а иные в Полшу идти готовы, подущение всегдашнее от варваров имеют»[534].

Однако Многогрешный впоследствии вместе с братом Василием стал вести переговоры без участия Лазаря Барановича, отчего, видимо, текст будущего договора не включил наиболее радикальные идеи архиепископа. В марте 1669 г. в присутствии А. С. Матвеева были приняты т. н. Глуховские статьи, явившиеся компромиссом между царской администрацией, старшиной и гетманом. Московские воеводы оставались в пяти украинских городах (Киеве, Переяславле, Нежине, Чернигове и Остре), но их вмешательство во внутреннюю жизнь Малороссии сокращалось. Было упорядочено налогообложение и введено право домениального суда. Для борьбы с «показаченными» формировался «компанейский полк». Это положение ограничивало возвращение к идее воеводского управления, так как именно среди «черни» она была наиболее популярна. Таким образом, царское правительство встало на сторону старшины и гетмана. Так же московская сторона обещала, что не отдаст Киева Речи Посполитой.

Однако, встречаем ли мы в источниках, исходящих от старшины какие-либо этнические мотивы в обосновании автономии от московской власти? По-видимому, нет. Такие мотивы мы прослеживаем в Гадячском договоре с Речь Посполитой, в договоре Дорошенко с Османской империей, тексты которых включали в себя понятие «народа русского» как этнополитической общности, наделенной определенным пакетом прав. Как в ситуации с полным подчинением, принятие царской власти на договорных условиях воспринималось как обретение над собой собственной «русской» власти, в отличие от власти польского короля или турецкого султана. Среди представителей украинской элиты, которых устраивала московская власть ни в одной из представленных форм мы не найдем проявлений какого-либо этнического сепаратизма.

Даже Дорошенко, в периоды поиска компромисса с представителями Алексея Михайловича часто использовал те пафосные обороты, примеры которых можно обнаружить в документах, принадлежащих наиболее последовательным сторонникам промосковского курса. Приведем некоторые из них. В 1669 г. Дорошенко писал в Москву: «Владыки усердно получити желаю я в сердцы моем давнее намерение чтоб Малую Росию купно с Великою Росиею яко единокупельною братиею к згодной любви и братскому союзу привести всегда на том пологал есмь»[535]. В другом письме, написанном ближайшим сторонником Дорошенко, митрополитом Иосифом Тукальским мы находим: «…православным российским людем, ныне в бедах и в нуждах от всегдашних врагов церкви и веры святой православной сущим… також де у нашего царского величества под единым государствующим Российским народом верного и неизменнаго подданства, в том же всеа Росии титлою и державою Великия и Малыя и Белыя Росии повиноваться до скончания мира будете…»[536]

Таким образом, любая форма взаимодействия с царской властью, будь то полное подчинение московской властной вертикали или же отношения, основанные на договорных началах с этнополитической точки зрения воспринимались как воссоединение частей единой Руси. Московские воеводы и бояре могли восприниматься негативно, против них даже вспыхивали восстания, однако авторитет царской власти оставался неизменным[537].