Русь, Малая Русь, Украина. Этническое и религиозное в сознании населения украинских земель эпохи Руины

Историческая память о прошлом Руси в представлениях казачьей старшины. Зададимся вопросом, насколько можно говорить о «руси» как о понятии, содержащем этнические представления казачьей старшины? Можем ли мы говорить вообще об этническом во взглядах старшины? Для того, чтобы, опираясь на источники, ответить на этот вопрос, надо понять, ассоциировали ли казаки с «Русью» сюжеты, относящиеся к исторической памяти. Как уже было указано выше, это емкое понятие включает в себя две составляющие: этногенетический миф о происхождении и общие для казацкой старшины элементы исторической памяти.

Разного рода актовые источники, которыми— не самый репрезентативный источник для изучения этнических практик. В записанных речах, дошедших до нас в основном в пересказах представителей московской бюрократии, а также в универсалах и письмах, казаки, что ожидаемо, редко касались вопросов происхождения своего народа и общей исторической памяти. И тем ценнее для нас становятся те «крохи», которые дают возможность судить о протонациональных представлениях казацкой старшины.

Контекст употребления «русской» терминологии в различных источниках, исходящих от Богдана Хмельницкого (см. выше) не дает нам возможности судить о каком-либо ее этническом содержании. Единственное, о чем мы можем судить — это о том, что для гетмана «русью» были исключительно православные жители украинских и белорусских земель и, по-видимому, Московского государства. Поэтому мы не можем ограничиться только этими источниками и обратимся к материалам, относящимся к другим гетманам и представителям казачьей верхушки.

С очевидным представлением об этногенетическом мифе в сознании гетманской верхушки мы встречаемся лишь один раз. В августе 1657 г. П. Тетеря, посол от Б. Хмельницкого и «всего войска Запорожского», произнёс перед царем речь, которую начал со слов: «пресветлого вашего царского величества, яко втораго великого в царех и равного во апостолех Владимера не точию почитает, но и предпочитает: понеже он аще ли первый во Афето-росийское племя во глубоцей скверного идолослужения темноты с древле погруженное святым просвети крещением, но и сам кроме закона иногда живяше и многих сынов российских своим порочным языческим житием погубляше…»[589] Здесь мы сталкиваемся с довольно экзотическим для старшинских материалах, но вполне обыденным для украинской книжности этнонимом «афето-российское племя». Напомним, что под «племенем» в украинской книжности понималась общность людей, скрепленная единым происхождением. В данном случае речь идет о происхождении «российского племени» от библейского персонажа Иафета, сына Ноя. Приведенная цитата еще интересна тем, что ее содержание во многом напоминает письмо митрополита Сильвестра Коссова, отправленное в 1655 г. в Москву и выражающее поздравления царю Алексею Михайловичу по поводу рождения сына. Это дает нам возможность предположить, что эти формулировки были подсказаны Тетере митрополитом. Вполне возможно, что в речи Тетери и в письме митрополита мы встречаем отображение общего представления, свойственного для круга, близкого к Киево-Могилянскому коллегиуму.

Актуализация элементов исторической памяти на уровне формальных документов в среде украинской старшины имела место в качестве аргументов в политической полемике и дополнительного подспорья для обоснования своих действий. Едва ли не единственным элементом исторической памяти, с которым мы встречаемся в казачьей переписке или речах гетманских дипломатов является «воспоминание» о Древнерусском государстве времен Владимира Крестителя. Как и в сочинениях представителей Киевской митрополии, для казаков расцвет Киевской Руси был своеобразным «золотым веком», временем политического единства, духовного подъема и военного могущества Руси[590]. Постоянные сравнения князя Владимира и царя Алексея Михайловича, с которыми мы встречаемся как в церковной литературе, так и в источниках, исходящих от казаков, придавало «Воссоединению» характер восстановления исторической справедливости.

Впервые указанный мотив мы встречаем в ставшей уже хрестоматийной фразе, сказанной Хмельницким царскому посланнику Григорию Унковскому в 1649 г.: «А мы царского величества милости ищем и желаем потому, то от Владимирова святаго крещения одна наша благочестивая христианская вера и имели едину власть. А отлучили нас неправдами своими и насилием лукавые ляхи»[591]. В приведенной цитате мы встречаем воспоминание о государственном и религиозном единстве Руси, нарушенном «лукавыми ляхами». При всей политической значимости слов гетмана, в них не содержится, строго говоря, ничего этнического.